Непогода

Называть можно как угодно, и в зависимости от выбранного термина избирать себе наиболее приятное утешение.

Древние греки верили, что судьба неотвратима и неизменна. Можно сопротивляться, бежать и даже заручаться поддержкой богов, однако однажды пробьет роковой час встречи с собственной участью.

Ничего не поделаешь, судьба есть судьба, а человек перед ней бессилен, – губительно сладкая мысль, позволяющая складывать ответственность с собственных плеч на откуп неведомым силам, что спустя тысячелетия была для многих людей утешением и лекарством, но в то же время разочарованием и ядом.

Все потому, что про другую сторону медали, о которой не забывали древние греки, забывают все остальные. Случайность присутствует в каждой судьбе. Многое объясняя, еще большее она оставляет без удовлетворительного для человеческого мозга ответа, поэтому брать ее в расчет люди не любят с самых давних времен.

Я же, вопреки собственному имени, не верила в судьбу, а вот случайность казалась мне важнейшим свойством человеческой жизни. Не главным, но одним из тех, что формирует будущий путь. Или, как минимум, обстоятельства, в которых этот путь должен быть составлен и пройден. Здесь человеку уже куда труднее убедить себя в том, что его решения не значат равным счет ничего.

Значат. Только просчитать конечный результат этих решений со стопроцентной уверенностью в последствиях из-за фактора случайности невозможно. Немудрено, что фатализм как мировоззрение пользуется большей популярностью.

Впрочем, я, как и всегда, зашла в своих умозаключениях на чрезмерную глубину. Случайность действительно слабо утешает, когда разбиваются последние надежды на иной исход уже запущенной череды событий.

Не удостоив отражение прощальным взглядом, я выхожу в зал бара и отправляюсь к нашему с Таней столику. В больших панорамных окнах, мимо которых я то и дело шагаю, виднеется захваченный непогодой серый город.

С затянутого беспросветной пеленой неба два дня подряд валил мокрый снег, теперь на а улицах слякоть и грязь, а на дорогах – километровые пробки. Под капающим сегодня мелким дождем недавнее почти белое покрывало превращается в скользкую черную кашицу, особенно неприятную оттого, что в последних числах января наблюдать подобное желания нет.

Я отворачиваюсь от окон и взглядом отыскиваю Таню. Телефон остался за столиком, часов на моей руке нет, и невольное ощущение, что я отсутствовала не положенные приличиями несколько минут, а целую вечность, заставляет быстрее идти вперед. Таня наверняка заждалась.

Как выясняется пару мгновений спустя, торопиться и правда стоило, но по другой причине. За нашим столиком на двоих переизбыток посетителей.

– Поедешь с нами? – слышу я расслабленный голос одного из мужчин, окруживших мою подругу с обеих сторон.

– Погнали, – говорит второй, и я напрягаюсь сильнее, заприметив, как он с усердием принимается тянуть Таню с ее стула к себе – на колени или в объятия.

Я ускоряюсь и наконец попадаю в полез зрения всех троих.

– Тань, это кто?

Карие глаза взлетают ко мне, но осмысленности в них пугающе мало. Только страх. Такой, что Таня не в состоянии пошевелиться или заговорить. В груди начинает часто-часто стучать сердце, мешая думать здраво, но я все-таки продолжаю анализировать всю доступную мне информацию для оценки рисков.

В баре многолюдно, и вряд ли нам по-настоящему грозит какая-либо серьезная опасность. Место хорошее и престижное, здесь никто не закроет глаза на беспредел. Вот только Таня сейчас в том состоянии, когда увести ее можно куда угодно без единого звука с ее стороны. Она не станет ни кричать, ни вырываться, ни выражать свое несогласие.

– Подружка твоя? – спрашивает тот, что сидит по левую сторону от Тани и едва касается ее неподвижно лежащей на столе ладони.

– Красивая. – Второй проходится по мне оценивающим взглядом, и я морщусь.

Личности этих двоих уже не вызывают вопросов. Типичные мужланы, не слышавшие про принцип активного согласия партнерши.