У таких, если женщина не кричит и не вырывается, никогда не возникают вопросы к ее физическому или эмоциональному состоянию. Такие не чураются снимать в клубах и барах набравшихся до бессознательного состояния девушек, неспособных оценить происходящее с ним здесь и сейчас.
Тем более им нет никакого дела до Тани с ее психологическими травмами их прошлого. Остается надеяться, что хотя бы мое активное несогласие быстро сведет их заинтересованность в моей, впавшей в ступор подруге, к минимуму.
– Мы уезжаем, – сообщаю я сразу и Тане, и нашим незваным гостям. – Сейчас вызову такси.
– Эй, – возмущается тот, что понаглее и помоложе. – Сама едь куда хочешь, а подружке своей вечер не порть.
Я поджимаю губы, подавив порыв ответить и прочитать лекцию как по правилам русского языка, так и по правилам общения с людьми, и наблюдаю за Таней, лишь краем глаза иногда посматривая в экран телефона, где идет поиск свободных такси. Тревожит, что из-за сегодняшних пробок ждать нам, возможно, предстоит долго.
– Не такси, – выдыхает Таня, и я слышу ее скорее потому, что отчетливо вижу движение губ. – Тема.
На прежде довольных и сытых мужских лицах отражается возмущение.
– Зачем тебе какой-то Тема, милая?
– С нами поедешь, – продолжают они напирать, игнорируя состояние Тани напрочь. – Подругу твою отправим и сами поедем, да?
– Это ее брат, – говорю я им, вкладывая в интонацию голоса побольше уверенной угрозы. – Он за нами приедет.
Судя по безответным гудкам, ударяющим мне в ухо, Артем не то что не приедет – не узнает, что был нам нужен. Одна часть меня облегченно вздыхает: после сегодняшних Таниных слов я не уверена, насколько спокойно ее брат отреагирует на нынешнюю ситуацию. Другая, однако, готова паниковать: если Таня попросила вызвонить Артема, значит, в такси с незнакомым ей водителем она не сядет. Просто не сможет.
Я не знаю, кому звонить.
Снова и снова я набираю номер Артема: безуспешно. Быть может, как и боялась Таня, буквально час назад пересказавшая мне подробности их недавней ссоры, он уже на пути в родной город. Тот самый, где, избегая ворошить кошмарное прошлое, не появлялся ни один член их семьи за последние шесть лет.
Тактика, как оказывается, едва ли верная: я смотрю на Таню и не представляю, как привести ее в чувство и вернуть в окружающий мир, не устранив для начала триггер в лице двух не совсем трезвых мужчин.
Все еще сомневаюсь, что они представляют для нас реальную опасность, однако вежливой и рациональной речью про симптоматику ПТСР никто из них точно не проникнется. Впрочем, даже если столь невероятное чудо случится, Таню все еще нужно отвезти домой. И не в такси.
Прекратив бессмысленные попытки дозвониться до Артема, я взволнованно перебираю список номеров в телефонной книге. Альтернативы, мягко говоря, не радуют количеством.
Обычно комфортное одиночество ввергает меня в уязвимое, почти беспомощное отчаяние в настоящем; отсутствие опорной стены за спиной ощущается как падение в пропасть. Мне не на кого рассчитывать в трудную минуту, кроме Тани, моего единственного близкого человека. Сейчас, когда она сама нуждается в поддержке, я впервые за многие годы ненавижу свое одиночество.
Родителей не стало прежде, чем я научилась ждать от них помощи, а воспитавшая нас с братом бабушка изначально была слишком стара, чтобы всерьез видеть в ее фигуре источник защиты. Младший брат живет за пару тысяч километров отсюда и вспоминает обо мне исключительно в дни праздников, да в минуты корыстной заинтересованности.
Давным-давно привыкнув рассчитывать только на себя, я признаю, что сегодня не отказалась бы от помощи, но где ее искать?
На контакт своего все еще мужа я нажимаю раньше, чем успеваю вспомнить о нашем взаимном молчании длиною в месяц. Таня важнее моего напрочь разбитого сердца. Кому звонить, если Антон не возьмет трубку или окажется за пределами города, я стараюсь не думать.