— Примерно через пять или шесть месяцев после суда, когда я работал над очередной апелляцией, сразу двое моих школьных приятелей решили, что мне нужно куда-нибудь съездить отдохнуть, и пригласили на рыбалку в Белиз. Точнее, не просто на рыбалку, а на ловлю альбулы. Никогда не пробовали такое развлечение?
— Нет, — отвечаю я. На самом деле я даже и не слышал ни о чем подобном.
— Высший класс! Рыбешку эту ловят в морской воде, на отмелях — их полно здесь, на Багамах, и у побережья всей Центральной Америки. В Белизе места для такой ловли самые лучшие. Мои друзья пригласили меня туда. Мне действительно требовалась передышка. Ловля альбулы — это занятие для мальчиков, настоящее приключение. Никаких жен, подружек, много выпивки. В общем, я поехал. На второй вечер пребывания там мы отправились на пляжную вечеринку, которую кто-то устраивал неподалеку от того места, где мы остановились. Собралось много местных, в том числе несколько женщин, и целая толпа американцев. Все намеревались выпить и порыбачить. Стало довольно шумно. Мы приняли изрядное количество пива и ромового пунша, однако не напивались до такого состояния, когда потом ничего не помнишь. Да, вдрызг пьяными мы не были, но меня все-таки здорово развезло. В итоге кто-то меня с этой вечеринки увез. Куда именно — не знаю и не узнаю уже никогда. Проснулся я на полу в комнатушке с бетонными полом и стенами, без окон. Было чертовски жарко, словно в сауне. У меня раскалывалась голова, ужасно тошнило. На полу стояла маленькая бутылочка с водой, и я осушил ее одним глотком. Я был раздет до трусов. Несколько часов я просидел на горячем бетонном полу в ожидании. Потом открылась дверь, и вошли двое плохих парней с пистолетами. Они меня избили, завязали мне глаза, связали руки и куда-то повели. Как мне показалось, по какой-то тропинке. Шли мы примерно полчаса. Я постоянно спотыкался и буквально умирал от жажды. Примерно через каждые десять шагов один из громил материл меня по-испански и награждал толчком в спину. Когда мы наконец остановились, они привязали мне к поясу веревку, подняли мои связанные в запястьях руки над головой и к чему-то меня подвесили, а затем стали подтягивать кверху. Через год после этого мне пришлось прооперировать плечо, но в тот момент я не думал о том, что будет позднее. Пока меня поднимали вверх, я то и дело ударялся обо что-то твердое, вроде деревянных балок. Когда подъем закончился, у меня с глаз сняли повязку, и я смог осмотреться и оценить свое положение. Я находился на верхней площадке некоего подобия деревянной вышки, стоявшей на самом берегу водоема размером с футбольное поле, не то пруда, не то болота. Вода в нем была какого-то коричневого цвета и словно маслянистая. А в воде были крокодилы. Множество крокодилов. Вместе со мной на верхней площадке вышки находились трое типов, вооруженных уже не только пистолетами, но и кое-чем посерьезнее, и двое худощавых пареньков, которым на вид можно было дать не больше восемнадцати лет. Парни были темнокожие и совершенно голые. Через пруд был протянут трос, один его конец был привязан к вышке, другой — к верхушке дерева на противоположной стороне водоема, а центральная часть провисала довольно низко над водой. Если бы не крокодилы, было бы, наверное, приятно в жару воспользоваться тросом как тарзанкой, чтобы окунуться в воду и немного остыть. Повторяю, если бы не крокодилы. Кровь у меня в голове болезненно пульсировала, сердце, казалось, вот-вот разорвется. Громилы взяли джутовый мешок, набитый только что зарубленными цыплятами, пятнавшими ткань кровью, прицепили его к тросу и бросили вниз. Когда мешок скользнул к поверхности воды, кровь цыплят закапала в воду, и крокодилы оживились. Когда же мешок оказался над центром водоема, один из охранников дернул за рычаг, и мертвые цыплята посыпались сверху прямо на тварей, которыми кишел пруд. Рептилий, вероятно, давно не кормили, потому что они пришли в неистовство — коричневая вода так и забурлила.
Теперь, после холодной закуски, настала очередь закуски горячей. Охранники схватили одного из худых латиноамериканских парней и пристегнули его запястья к тросу. Когда они пинками сбрасывали его с площадки вышки, мальчишка закричал, и по мере того, как он продвигался по тросу к центральной части водоема, его крик становился все громче. Когда наконец несчастный повис над центром пруда, его ступни и морды крокодилов разделяло расстояние в десять футов. Парень кричал и плакал. Это было ужасно. Охранник медленно потянул за рычаг блока, и парень стал опускаться к поверхности воды. Как вы понимаете, находясь на краю гибели, он отчаянно брыкался и продолжал кричать, но спасения не было. Вскоре его ноги оказались в воде, и крокодилы начали рвать его тело, раздирая мягкую плоть и ломая кости. Охранник вращал блок, и тело парня продолжало уходить в коричневую жижу. На моих глазах человека сожрали живьем.
Таунсенд отпивает большой глоток пива из бутылки и молча смотрит на океан. Затем, словно вынырнув из забытья, продолжает:
— Понимаете, Пост, невозможно выразить словами тот страх, тот всепоглощающий ужас, который испытываешь, когда видишь подобные неописуемые вещи. Тем более когда знаешь, что вот-вот настанет и твоя очередь. Я обмочил трусы. Мне казалось, я вот-вот потеряю сознание, но этого не произошло. В какой-то момент я решил просто прыгнуть вниз, но это было невозможно, нас держали охранники. Полагаю, немного найдется людей, которым довелось бы пережить такой страх. Наверное, когда перед вами выстраивается расстрельная команда, это тоже ужасно, но там, по крайней мере, человек умирает мгновенно. А когда тебя рвут и едят еще живого… В общем, пока охранники пристегивали к тросу второго парня, я понял то, что было очевидным: я буду в этой очереди последним и мне предстоит смотреть на тот кошмар, который мне только что продемонстрировали, во второй раз. Но тут произошло еще кое-что. Откуда-то справа от меня, из-за стены стоявшего чуть поодаль небольшого здания, послышались мужские голоса и смех. Помню, я еще подумал, что, наверное, какие-нибудь старые приятели часто собираются в этом месте, чтобы весело провести время. Я сделал движение к краю верхней площадки вышки, но один из моих стражей дернул меня за волосы и ударил об ограждение. Охранники были крепкими, сильными и явно не собирались со мной церемониться, так что у меня не было возможности оказать им сопротивление, и осуществить замысел, мелькнувший у меня в голове, мне бы не удалось. Тогда я попытался хотя бы отвернуться, чтобы не видеть происходящее, но тот же тип снова схватил меня за волосы и прошипел в лицо:
— Смотри! Смотри, я сказал!
С вышки столкнули второго парня. Он вопил еще громче. Когда его тело повисло над центром пруда, он стал отчаянно дрыгать ногами и кричать нечто вроде: «Мария! Мария!» Парня начали опускать в воду, и я закрыл глаза. От звука рвущейся плоти и треска костей мне стало худо, и я все-таки упал в обморок, но мне это не помогло. Отвесив мне несколько сильнейших затрещин, меня привели в себя и поставили на ноги, пристегнули к тросу и спихнули с вышки. Я снова услышал смех. Оказавшись над серединой пруда, я, хотя не собирался этого делать, все же посмотрел вниз — не смог удержаться. Я увидел кровь, части костей, фрагменты тел — и заглатывающих все это остервенелых крокодилов, которые явно были еще голодны. Почувствовав, что меня опускают к воде, я подумал о матери и сестре и о том, что они никогда не узнают, что со мной случилось. И хорошо, что не узнают. Я не кричал и не плакал, но не брыкаться не мог. Когда первый крокодил сделал бросок, пытаясь схватить меня за ногу, я услышал, как кто-то громко произнес что-то по-испански. Меня начали поднимать кверху.
Сняв меня с вышки, мне снова завязали глаза. Я был слишком слаб, чтобы идти, поэтому мои мучители раздобыли где-то мототележку для гольфа. Меня швырнули в ту же бетонную камеру, где держали раньше. Свернувшись на полу калачиком, я пробыл там около часа, рыдая и обливаясь по́том. Затем снова появились охранники. Один из них заломил мне руку за спину и держал, прижав к полу, а другой сделал укол, введя какой-то препарат или наркотик. Я пришел в себя в Белизе, в кузове полицейского пикапа, в кабине которого сидели двое местных копов. Мы остановились около здания тюрьмы, и я проследовал за ними внутрь. Один из полицейских протянул мне чашку кофе, другой объяснил, что двое моих друзей очень беспокоятся за меня. Им сказали, что я в тюрьме за нарушение общественного порядка в состоянии алкогольного опьянения. Копы ясно дали мне понять, что будет лучше, если я стану придерживаться именно этой версии того, что со мной случилось.
Когда у меня прояснилось в голове и я снова оказался в отеле для рыбаков, где мы с друзьями остановились, я переговорил со своими приятелями, стараясь, чтобы мой рассказ звучал достоверно. Я наплел им, что находился в тюрьме, ничего страшного со мной не случилось, просто еще одно приключение… В руках похитителей я пробыл около сорока часов. Я был уверен, что они использовали катер, вертолет и самолет, но мою память словно выключили. Вероятно, так на меня подействовал тот препарат — или наркотик. Я с трудом дождался отъезда из Белиза и возвращения домой. Больше никогда в жизни я не рискну оказаться в юрисдикции страны «третьего мира». И ловлей альбулы я не занимаюсь.
Таунсенд отхлебывает еще глоток из бутылки. Я слишком поражен, чтобы прокомментировать его рассказ, но все же с трудом выдавливаю:
— Это просто бред какой-то.
— Меня до сих пор преследуют кошмары. Приходится как-то объяснять жене, почему я просыпаюсь с криком. Вся эта история крепко сидит в моем сознании.
Я не нахожу ничего лучше, чем молча покачать головой.
— В Сибрук я вернулся в ужасном состоянии. Не мог ни есть, ни спать, не мог находиться в офисе. Пытаясь хоть немного подремать, я запирался у себя в спальне, всегда с заряженным револьвером. Из-за проблем со сном я был совершенно измотан. У меня постоянно стояли перед глазами те два парня. Я видел, как судорожно бьются в пруду в предвкушении поживы голодные крокодилы, слышал отчаянные крики парней, хруст костей и звучавший неподалеку смех. Я думал о самоубийстве, Пост, всерьез думал.
Допив бутылку, Тайлер Таунсенд отходит к холодильнику, а затем садится на прежнее место и продолжает:
— Мне все-таки удалось убедить себя, что это был сон, вызванный сильным опьянением и некачественным алкоголем. Миновал месяц, и я понемногу стал успокаиваться. Потом вот это пришло по почте.
Тайлер Таунсенд берет со стола папку, которую я до этого не замечал. Открыв ее, он говорит:
— Пост, я никогда этого никому не показывал.
Таунсенд вручает мне цветное фото размером восемь на двенадцать дюймов. На нем Тайлер в одних трусах, подвешенный на тросе над водой. Внизу, всего в нескольких дюймах от его ног, хорошо видна широко раскрытая, со страшными зубами пасть крупного крокодила. Лицо Тайлера искажено ужасом. Кадр снят с небольшого расстояния, так что на заднем фоне нет ничего такого, что могло бы помочь определить время или место, где был сделан снимок.