Черные тучи над головой рассеялись, свет Туманности Розы упал на волны, разбежавшись во все стороны и превратив Тихий океан в море голубого огня. Дети выбежали на палубу, с трудом держась на ногах от морской болезни и голода, и прильнули к ограждению. При виде величественного зрелища пустынный океан огласился восторженными криками.
Заканчивался последний день второго года Эпохи сверхновой.
Наступила полночь.
Военные корабли выстрелили холостыми зарядами в воздух, над другими судами вспыхнули фейерверки. Грохот выстрелов, шум волн и восторженные крики детей слились воедино, разносясь над волнами.
На востоке блеснули первые лучи рассвета, сливаясь с сиянием Туманности Розы в восхитительное буйство красок.
Наступило первое января. Начался третий год Эпохи сверхновой.
Эпилог: Голубая планета
Наконец-то я закончил! Можно глубоко вздохнуть, как делает ныряльщик, поднявшийся на поверхность. Целых полгода я провел под водой, эта книга занимала всю мою жизнь. Теперь я честно могу сказать, что закончил «писать», поскольку электричество снова отключили – власти говорят, опять какие-то проблемы с солнечными батареями, – и мне посоветовали взять добрую старую ручку. Вчера чернила сгустились на холоде, и писать я не мог; сегодня тепло, и вот я сижу, обливаясь по́том, капающим на страницы. Погода меняется каждый день, иногда каждый час, и без кондиционера просто невыносимо.
За окном простирается зеленеющая трава, украшенная бледно-желтыми домиками поселка иммигрантов. А дальше – господи, не смотрите в ту сторону! – голая пустыня, унылое красно-бурое однообразие, оживляемое лишь пыльными бурями, скрывающими красное небо и солнце, тепла от которого и так немного.
Ужасное, забытое богом место! Ужасное, забытое богом место!
– Ты говорил, что, когда закончишь книгу, побудешь с ребенком, – напоминает Веренэ.
Я отвечаю, что пишу послесловие и скоро закончу.
– Пустая трата сил. Для серьезного исторического труда чересчур легкомысленно, для художественной книги слишком реалистично.
Она права. То же самое сказал мой литературный агент. Но что я могу поделать? Перед этой дилеммой меня поставило текущее состояние историографии.
В этом моя беда – в нашу эпоху заниматься сверхисторией. За первые три с небольшим десятилетия Эпохи сверхновой появились горы научно-исследовательских работ, и это вышло далеко за пределы историографии, превратившись в коммерческую сенсацию. Книга за книгой, по большей части лишь заигрывающие с толпой. Некоторые наиболее нудные так называемые «историки» даже разбивают эти три десятилетия на крохотные периоды, измеряемые днями, более многочисленные, чем количество династий эпохи до вспышки сверхновой, и публикуют толстенные монографии, посвященные каждому из них, загребая огромные деньги.
В настоящее время изучение Эпохи сверхновой разделяется на два направления: альтернативную историю и психологию.
Подход альтернативной истории пока что остается весьма туманным. Исследователи выдвигают исторические гипотезы. Например, что было бы, если бы лучи сверхновой оказались чуточку сильнее и убили всех младше восьми лет? Или чуточку слабее и оставили в живых всех, кому не исполнилось двадцати? Как это повлияло бы на историю Эпохи сверхновой? Что если бы Война Эпохи сверхновой велась не как игра, а как обычные сражения в том смысле, в каком это понятие существовало в Обыкновенную эпоху? И так далее, и тому подобное. И у популярности этого направления есть свои причины: Война Эпохи сверхновой подвела человечество к пониманию того, что во вселенском масштабе ход истории в значительной степени определяется волей случая. Говоря словами видного представителя альтернативной истории доктора Лю Цзин: «История – это маленькая ветка, которую несет бурный поток. Какое-то время она может кружиться на месте или застрять в торчащих над поверхностью камнях – существует и множество других возможностей. Для истории как научной дисциплины изучать лишь одну из этих возможностей так же глупо, как играть в карты колодой, состоящей из одних тузов». Развитие этой научной школы привязано к накопленным в последние годы доказательствам теории параллельных вселенных, далеко идущие последствия которой только начинают сказываться во всех дисциплинах, и в том числе истории.
Я не стану отрицать, что в альтернативной истории есть несколько серьезных ученых, таких как Александр Левензон («Направление разделения») и Мацумото Таро («Неограниченное ветвление»), которые в своих исследованиях используют перспективу другого потенциального пути развития как средство толкования глубинных законов собственно истории. Я отношусь к ним с большим уважением; то, что историография игнорирует их работы, является трагедией. С другой стороны, это направление предоставило сцену для многочисленных шарлатанов, работающих на потеху толпы, которых альтернативная история интересует гораздо больше, чем настоящая. Для них термин «историк» следовало бы заменить на «автор беллетристики по альтернативной истории». Самым видным представителем этой школы является упоминавшаяся выше Лю Цзин. В эти дни она активно рекламирует в средствах массовой информации свою пятую книгу, за которую, по слухам, ей заплатили аванс в три с половиной миллиона марсианских долларов. Уже по одному ее названию «Большое если» можно понять, каково ее содержание. При обсуждении работ Лю Цзин нельзя обойти вниманием ее отца, жившего в Обыкновенную эпоху, – не потому, уверяю вас, что я стремлюсь как-то добавить к этому наследственность, а просто потому, что доктор Лю постоянно упоминает о том, какое влияние на ее научную позицию оказал ее отец. Посему я решил познакомиться с этим человеком поближе. Это оказалось непросто. Я изучил все материалы Обыкновенной эпохи, какие только смог найти, проштудировал все старые базы данных, но так ничего и не нашел. К счастью, Лю Цзин была научным руководителем Веренэ, и я попросил жену напрямую спросить у нее. В результате я выяснил, что отец Лю Цзин, второсортный писатель Обыкновенной эпохи Лю Цысинь, написал несколько научно-фантастических книг, бо́льшая часть из которых была опубликована в журнале «МНФ» (я выяснил: «Мир научной фантастики» был предыдущим воплощением «Группы сверхточных мечтаний», обладающей монополией на гипермедийное искусство в двух мирах). Веренэ даже принесла три его произведения. Осилив наполовину одно, я отшвырнул его прочь: полный бред! В этой книге есть электроны размером с футбольный мяч! Неудивительно, что под влиянием такого отца у Лю Цзин сложилось подобное отношение к науке и ее методам!
Направление психологической сверхистории является гораздо более серьезным. Его последователи считают, что то значительное отклонение истории развития человечества от пути, по которому оно двигалось прежде, было обусловлено детской психологией общества Эпохи сверхновой. В своем «Зародыше клеточного общества» Фон Свенкер последовательно раскрывает уникальные особенности общества начала эпохи, не имеющего института семьи; Чжан Фэнъюнь идет еще дальше в своем весьма противоречивом «Асексуальном мире», предлагая трезвый блестящий анализ общества, в котором практически отсутствует половая жизнь. Однако, на мой взгляд, психологическая школа зиждется на шатком основании, ибо в действительности психологическое состояние детей Эпохи сверхновой кардинально отличалось от состояния детей Обыкновенной эпохи. В каком-то смысле они были гораздо наивнее, однако в чем-то они были даже более возмужавшими, чем взрослые Обыкновенной эпохи. И еще под большим вопросом – история Эпохи сверхновой сотворила эту психологию или наоборот: это можно сравнить с вопросом о том, что было раньше, курица или яйцо.
Некоторые серьезные ученые, не принадлежащие ни к одной из школ, внесли весомый вклад в сверхисторию. В «Школьном обществе» А. Дж. Хопкинс предлагает подробное исследование форм государственного устройства в мире детей. Эта фундаментальная работа подверглась критике со всех сторон, в основном на идеологической почве, что неудивительно, если учесть ее масштабы. Книги Яманаки Кейко «Воспитание самого себя» и Линь Минчжу «Свеча в холодную ночь», посвященные истории образования в Эпоху сверхновой, несмотря на некоторую сентиментальность, являются всеобъемлющими объективными научными документами. Монография Цзэн Юлиня «Запеть снова», представляющая собой доскональное, но в то же время поэтическое систематическое исследование искусства в мире детей, одна из немногих работ по сверхистории, удостоившаяся одобрительных отзывов со стороны как критики, так и простых читателей. Всем этим научным трудам еще предстоит пройти проверку временем, однако сами исследования глубокие и серьезные, чего не скажешь о таком мусоре, как «Большое если»…