Теперь ей шестнадцать. Отец стоит у двери, он слишком трусит, чтобы постучать. Когда-то он звал ее Огрызочком. Она не увлекалась хоккеем, но так влюбилась в гитару, что Петер выучился стучать на барабанах, только чтобы играть с ней в гараже. С годами их дуэт собирался все реже, Петер был слишком занят. Работа, дом, жизнь. Все чаще звучало слово «завтра». Когда дочь подходила к нему с барабанными палочками, он спрашивал: «А уроки ты сделала?»
Но сейчас палочки принес он. Осторожно постучался к Мае. Словно почти надеялся, что она не услышит.
– Мм? – глухо отозвалась Мая.
– Я вот подумал… гитара-то еще у тебя? Может… поиграем в гараже?
Мая открыла дверь. Ее сострадание надрывало сердце.
– Пап, я уроки учу. Завтра, ладно?
Он кивнул:
– Конечно. Конечно, Огрызочек. Завтра…
Мая поцеловала отца в щеку и закрыла дверь. Петер едва мог взглянуть дочери в глаза. Он пытался снова стать ей отцом, но не знал как. Этого никто не знает.
Вечером Андерсоны держались друг от друга подальше, насколько позволяли размеры небольшого дома. Мая лежала на кровати в наушниках, включив музыку на полную громкость. Мира сидела на кухне, проверяя почту. Петер заперся в ванной и сидел, глядя в телефон.
Лео скрыл синяки на теле под плотным тренировочным костюмом, а про фингалы на лице сказал, что ему на физре попали в лицо мячом. Наверное, родители поверили. Или просто захотели поверить. Тем вечером все сидели, пойманные каждый в свой собственный страх. Никто не услышал, как Лео открыл окно в своей комнате и выскользнул на улицу.
Петер звонил Ричарду Тео. Трубку взяли после третьего гудка.
– Да? – ответил политик.
Петер сглотнул, но во рту пересохло, и проглотить удалось лишь собственную гордость.
– Хочу спросить о нашей… договоренности, – начал он.
Говорил Петер из ванной и шепотом – не хотел, чтобы слышали жена и дети.
– Какой договоренности? – удивился политик. Он был умнее любого человека, когда-либо обсуждавшего договоренности по телефону.
Петер задышал медленнее.
– Найти в Бьорнстаде плотника… трудновато. В такое-то время.
Так Петер пытался упросить политика не заставлять его ломать стоячие трибуны. Не заставлять его идти против Группировки. Хотя бы сейчас. Но политик ответил: