Когда они вырвались на улицу, Чайка упала на колени, сипло дыша и откашливаясь, будто у нее была легочная болезнь. Луиза с Олле поставили ее на ноги и повлекли дальше, как можно дальше. По пути к телеге, крытой темными чехлами, картежница со стоном скинула туфли на каблуке:
– О-о, проклятые подпорки!.. Чуть не угробили меня на лестнице!
Запряженная пегая лошадка тоненько и очень тревожно заржала.
– Там Павел! Вербер в огне! – опомнилась Луиза, взбираясь на телегу, груженную бочками, от которых исходил сильнейший запах моря.
– Он выйдет. Скоро. – Олле упрямо выдвинул подбородок, но в его глазах было не так много уверенности.
Луиза с ужасом смотрела, как лопаются окна, как пламя вырывается сквозь почерневшие проемы и с гулом рвется вверх. По одному выскакивали через заднюю дверь фигурки в белой кухонной униформе.
– Вон он! – завопила Чайка и снова зашлась сухим кашлем.
Действительно, из бездны пламени, из жаркой преисподней, которой стал «Эрмелин», вынырнул Павел. Он двигался широкими, грациозными скачками медведя, от которого не убежать, не спастись. На плечах великана громоздился еще один бесформенный мешок, на вид тяжелый. Приблизившись к друзьям, Павел свалил свою ношу в телегу.
– Теперь – едем! – крикнул он и вскочил на облучок, чмокнув губами, как заправский кучер, и лошадка пошла. Сначала мелкими, неуверенными шажками, но потом почуяла свежий воздух вдали и застучала копытами быстрее.
– Укройтесь там, – бросил через плечо Павел, чье лицо покрывали пятна сажи.
Они покорно забились на дно телеги, окруженные бочками, в которых плескалось таинственное содержимое, а сверху укрылись брезентом. От Олле несло гарью и керосином, а от бочек – рыбой и солью, и неизвестно, какой из запахов был сильнее. Деньги в мешке тихо хрустели под ними: Чайка сидела прямо на нем, а Луиза, совершенно обессилевшая, повалилась на шершавую рогожу животом. Телега покачивалась и подскакивала на булыжниках, в бочках плескало.
– Эй! Э-эй? Что в нем такое? – тихо спросил Олле у Павла, легонько пиная второй мешок.
– В нем – личная причина, – буркнул Павел.
Все громче и громче надрывался пожарный колокол: они приближались к площади с ратушей.
– А в бочках? – не унимался Олле. Он был так бодр, будто не устраивал пожара в игорном доме несколько минут назад.
– Устрицы там. В рассоле.
– Ага. Давай сейчас к конторам, что в синем доме с коричневыми балками. Там на заднем дворе надо людей прихватить. – Олле как ни в чем не бывало достал из-за голенища ботинка ножик и принялся расковыривать бок ближайшей бочки. – Ну что?.. У меня во рту керосин, это мерзко, – пояснил он.
Сквозь слой плотной ткани Луиза вновь почувствовала близкий жар огня и осторожно приподняла край брезента, чтобы видеть происходящее.
Вокруг смешались люди, кони, языки пламени отражались в медных шлемах пожарных, смешались дым и пар, смешались крики и ржание. Но все человеческие усилия были бессмысленны: там, где когда-то возвышалось старинное здание ратуши, осталась лишь одна стена, горящий обломок часовой башни и гигантская груда камней.
Со стоном, похожим на предсмертный, циферблат хронографа, украшенный лунными дисками, изображениями планет и танцующими фигурками, отделился от башни и рухнул на площадь. Люди бросились врассыпную, чтобы спастись от обломков.