— Дядя Михайла, вы всегда правду говорите?
— Детям — всегда. Ну-ка, герои, идите погуляйте, вон солнце на поляне гуляет, ловите его. С папой поговорили?
— Поговорили.
— И все, хватит. Патимат, пожалуйста, погуляй с детьми.
Михайла был в опрятном белом халате, застегнутом на все пуговицы, с большими карманами. «Наверное, ему такие халаты шьет Вера Васильевна», — подумалось мне. Из кармана халата высовывались желтые резиновые трубочки стетоскопа…
Доктор Михайла подсаживается ко мне. Улыбается, щупает пульс, и я чувствую его прохладную мягкую руку.
— Все идет правильно, — говорит он. — Температура еще будет. Друг, что же это с тобой? Будто сорвался ты вместе с камнепадом прямо в пропасть… Если трудно говорить, молчи…
— Ты прости меня, Михайла.
— А в чем дело?
— Как же…
— Пустяки… Главное, вовремя мне сообщили о случившемся. Страшное уже позади, жена твоя молодец!..
— Просто неудобно перед Верой Васильевной… — говорю я, — из-за меня…
— Ты не переживай… Днем раньше, днем позже, нам не к спеху. Я рад видеть тебя, Мубарак, живым. А то, черти, перепугали. При смерти, сказали. Я не поверил, но, скажу правду, приехал и увидел тебя — на самом деле перепугался. Сердце у тебя хорошее, благодари его и береги.
— Это у тебя, брат Михайла, сердце хорошее. Спасибо, что не дал осиротеть моим детям.
— Гудит в голове? — спрашивает врач, измерив давление.
— Да, есть такое.
— Если очень болит, скажу, чтобы укол сделали.
— Не очень…
— Тогда не надо. Полежишь недельку, пройдет все. Ну, отдыхай. Вера Васильевна там, в райцентре осталась у кунаков. А сестре я сказал все, что надо сделать, все будет в ажуре. Выздоравливай!
— Спасибо, брат Михайла. Попроси прощения от моего имени у Веры Васильевны. Я искренне чувствую себя в неоплатном долгу перед вами. Спасибо.