Опасная тропа

22
18
20
22
24
26
28
30

— Простите, ворвались, нашумели, но нам сказали, что вам лучше, дядя Мубарак, простите нас ради бога, — сказал бригадир Минатулла, выходя последним.

Как раз перед приходом этих милых, непосредственных парней и девушек, почтенные, я вспомнил о своей первой встрече с Патимат и о моем приятном удивлении, когда она повела себя так естественно, так доверительно, и для меня это было целым откровением. Потому что такое, даже два десятка лет тому назад, в моих горах было немыслимым и невозможным. Но вот, наблюдая сейчас за студентами, за их доверительными друг к другу взаимоотношениями, я в душе радовался, радовался простоте и непосредственности их. Они вели себя, как сестры и братья, как дети одной семьи. Взять хотя бы Наташу и Мангула со своими тайнами. Даже в том, что Наташа колотила его кулаками, было что-то родственное, доверительное, будто хотели они сказать: «Мы свои, всегда и на всю жизнь в беде и в радостях». Великое это дело, я скажу, почтенные, быть среди людей своим, быть самим собой, не подделываться, не подражать и не притворяться. Я за простоту, за доверительность, нравственную чистоту, свободную от всяких предрассудков и распущенности.

ТУМАН В УЩЕЛЬЕ РАССЕЯЛСЯ…

Синяки желто-сине-фиолетовыми пятнами проступали на теле. Раны на голове стали заживать и опухоли рассосались. Голова не болела и не гудела, правда, в теле была какая-то слабость, но сегодня я встал и, едва забрезжил рассвет, вышел на улицу. Свежесть утра была прекрасной, если бы не досада от того, что оторвали меня от любимого дела. Стройка идет, а я должен лежать в постели из-за какой-то случайности. Я издали видел: студенты уже подняли стены второго этажа детского сада. Получается большое здание — резвиться здесь будет вся сельская детвора с утра до вечера, пока папы-мамы, освобожденные от забот, будут с удовольствием трудиться. Нет, сколько бы раз я ни повторял, не зря наш Ражбадин затеял это дело, — чем дальше, тем больше я убеждаюсь в этом, убеждаются и остальные. Вчера вечером он один навестил меня.

— Все же меня одолевают сомнения, — сказал я ему, — я думаю, что это была не случайность, он хотел тебя, Ражбадин, столкнуть в пропасть…

— Его уже нет в живых, к сожалению, чтоб спросить. А о покойниках дурно не говорят… — с досадой объяснил директор.

— А почему он один с сыном оказался в машине? — спрашиваю я.

— Мы с нашим участковым оставили его на дороге, бросились тебя спасать, о нем мы и позабыли… Нас удивило то, что он не заинтересовался случившимся и укатил…

— Дурной и страшный человек. А Хафиз мне показался на этот раз очень любезным…

— Еще бы… такое, думаешь, ему простят, нет. С него спросят, Мубарак, и очень сурово, я думаю… Главное, ты… мы испугались… Живи, живи, дорогой Мубарак!

И при нем же вчера проведать меня пришла с пирогами и жена Ражбадина — Анай. И, угощая меня, она все время повторяла: «Спасибо, спасибо тебе, Мубарак, ты спас моего мужа. Сорвись он, в живых бы не остался… Спасибо!».

— Анай уже на стройке, Мубарак, — радостно сообщает мне Ражбадин.

— И что же она делает там?

— Учусь штукатурить… — смущенно сказала Анай, — ничего не получается… Не легкая эта работа, но интересная…

— Тогда получится, получится… — сказал я, желая подбодрить ее. — Спасибо, Анай, очень вкусные пироги…

— Пойдем, Анай, нельзя больному надоедать.

И вместе они ушли от меня. А к обеду жена принесла мне вареной картошки нового урожая. В горах наших почти на месяц-полтора позже созревает картошка, чем на равнине. И сейчас она пока что была мелкая.

— Поешь, с нашего огорода, — сказала Патимат, — правда, мелкая еще, просто несколько клубней проверила. В общем, картошка ожидается… И в совхозе уже приободрились, а то было духом пали, боялись, что колорадский жук уничтожит весь урожай.

— Хоть половину урожая соберем? — спрашиваю я, радуясь в душе такой вести, — ведь столько труда люди вложили.

— Будет, картошка будет, так сказал агроном и всех обрадовал. Даже больше ожидается, — сказала моя жена и взглянула на меня ласково.