Опасная тропа

— Спасибо!

— Понимаете, такое ЧП впервые на нашей стройке… — проговорил Хафиз, усердно вытирая пот со лба. — Ты о работе не беспокойся…

— Спасибо. — И мне вдруг Хафиз показался добрым, внимательным человеком, тем более от него я никак не ожидал такой заботы. Отчего бы это? Не проявление ли это тревоги и беспокойства?

Пожелав мне скорейшего выздоровления, они вышли из палаты.

Глава шестая

ОТ ТЕПЛА ЛЮДЕЙ СОГРЕВАЕТСЯ ЧЕЛОВЕК

Они ушли. Слава богу, что ушли, потому что говорить мне было трудно, все тело болело.

— Такой смешной он… — усмехнулась Патимат, — круглый, как колобок. А какой на нем костюм, жалко даже надевать такой в дорогу. И сорочка белая-белая. Большие начальники, наверное, не потеют. Как ты думаешь, друг мой?

— Они больше нашего потеют, — говорю я.

— И пот, наверное, у них особенный?

— Вот именно.

— Иначе как могут сохранить в такой белизне воротники?

— Потому что в день они меняют две-три сорочки.

— Как? Каждый день? — удивилась моя жена. — Да, конечно, не то что ты — три дня в одной сорочке, — добавила она с досадой.

— Ты, жена, не завидуй, не надо.

— Я и не завидую, дорогой мой, я просто удивлена… — у жены было хорошее настроение, и я подробностями не хотел его портить, поэтому не стал распространяться.

«Хорошая ты у меня, родная, даже не знаю, что бы я делал без тебя. Ты заменила мне и мать, и всех родных», — подумал и вспомнил нашу встречу, вернее, как мы с ней впервые оказались наедине. А было это давно, ой, как давно, а подробности все еще свежи в памяти. Знать я ее, конечно, и раньше знал; мы взглядами обменивались, но друг с другом ни разу словом не обмолвились. Это было на сенокосе… Ее родителям и нам в том году луговые сенокосные участки достались рядом, как раз неподалеку от нынешнего чабанского куша — стоянки шатра Аббаса. Я был с матерью. У них же семья большая и все взрослые — отец, мать, два брата, их жены и она, окончившая в том году десятилетку.

Все в тот день были на сенокосе — погода стояла хорошая. Моей матери одной было трудно, и Патимат пришла к нам на помощь, переносить охапки травы ближе к дороге, куда подъезжали арбы, запряженные быками.

После обеда с арбами, полными сена, все ушли домой. Что за причина была сейчас, не помню, но мы с Патимат остались одни. Синева в небе необыкновенная, солнце яркое, воздух, напоенный летними запахами, аромат скошенных трав и неискушенные молодые сердца. Она на своем участке, далеко от меня, а я на своем. Искоса поглядываю на нее, делаю вид, что увлеченно кошу сено, будто ничто другое меня не волнует. И разглядел я ее впервые так пристально — хрупкая, тоненькая, в ситцевом платье и в белой накидке, вышитой золотом, белолицая, — будто лучи солнца и не действовали на нее, живая и беспокойная…

— Неужели дождь будет? — слышу вдруг ее голос совсем близко. Как это получилось, ведь я был от нее очень далеко? Я оглянулся и увидел за собой кривую полосу скошенной травы, похожую на пробор в волосах неряхи. Оказывается, работая, я не отрывал от нее взгляда и невольно потянулся в ее сторону.