Опасная тропа

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нет, не друг, хуже — враг. Ты погляди, как оскудели наши леса, ты же помнишь — в детстве у саклей зимой на солнышке косули, бывало, грелись, а теперь где они?

— То косули, а это медведь…

— А медведь символом Олимпиады в Москве стал. Видел, какое это доброе, добродушное, улыбчивое существо, видел?

— Это с поясом, что ли, с колечками?

— Да, он самый…

— Все равно — зверь, я убью его.

Неразговорчивый Алибек столько никогда не говорил на своем веку, как сегодня. Последние слова Галбеца совсем вывели его из себя.

Наступила напряженная тишина. К полуночи из-за горы Кайдеш выглянула ущербная луна, осветив холодным трепетным светом ущелье. А речка, что точила камни в ущелье, сверкнула, как расплавленное олово, текущее по желобу. Жалобный плач шакалов то стихал, то возобновлялся многоголосым хором. Кричал еще какой-то зверь, ночная птица пожаловалась в холодном гнезде, из аула донесся хриплый лай собаки. Плач шакалов вдруг раздался совсем близко, и вместе с этим какое-то хрюканье — это были кабаны. «Вот-вот, — подумалось мне, — пусть их-то и убивает жестокий Галбец, их у нас развелось много и вред наносят полям кукурузы и картофеля…» К этим звукам вдруг прибавился храп, я оглянулся — это Алибек свернулся в бурке и захрапел. Очень даже хорошо, пусть спит. А Галбец все был на страже, все поглядывал в ту сторону, где за зарослями лежал убитый бычок.

Я ничего не слышал, но по тому, как насторожился Галбец, понял, что зверь приближается к своей жертве, и мы одновременно вскинули ружья: он — чтоб убить, а я — чтоб отпугнуть и не дать злодею осуществить самосуд. Алибек спал себе спокойно. Вижу темный силуэт неуклюжего животного, крадущегося к тому месту, где лежал убитый бычок.

— У тебя пули? — спросил Галбец.

— Не знаю, — сказал я, направил ружье и выстрелил в ущелье, в пустоту.

— Не стрелять! Дай мне, дай я его прикончу! — и Галбец выстрелил раз и второй.

В ущелье эхом прокатились выстрелы. Темное пятно вздрогнуло, раздался какой-то стон, и что-то рухнуло. Все мы вскочили.

— Вот так, я убил его! Убил! — торжествующе вскинул руки Галбец, выбегая из укрытия. — Не подходить, раненый медведь опасный! Не подходить, это моя добыча! — кричал Галбец, будто мы собирались отнять у него жертву.

— Неужели убил? — нам с Алибеком было не по себе.

— Сделал-таки свое черное дело, — в сердцах проговорил Алибек и упрекнул меня: — А ты на что смотрел, не мог предупредить зверя…

— Я первым выстрелил! Но зверь и не шелохнулся.

Галбец перезарядил ружье и, держа его на изготовку, пошел в сторону своей жертвы. Вдруг мы услышали его крик:

— Ой, беда, беда, идите сюда!

Мы оцепенели, глянули друг на друга. «Что же могло случиться, неужели человека убили?» — это была первая и страшная догадка. Говорят же, что у беды семь сестер, а у удачи семь братьев, они по одному не являются. И мы подбежали к Галбецу. Смотрим: между убитым вчера бычком и Галбецом лежит убитая корова с белой отметиной на лбу.