— А как в природе?
— Это каждому ясно. Цветущая земля после обильного дождя спокойно вздыхает, и из ее чистого, ничем не омраченного дыхания рождается радуга, вот это и есть, по-моему, цветок счастья… — Поев с удовольствием обед, вытирает он губы салфеткой, что передала Патимат, и встает. — Спасибо, Патимат. Домой-то ты меня не приглашаешь, так хоть здесь представилось удовольствие поесть твой хинкал…
— Приходите, будем рады… — уважительно говорит Патимат.
— Только хинкала дома у нас не найдете, — весело замечаю я.
— Почему? — говорит директор.
— Эти девушки научили ее борщ варить, и теперь дети только и просят: борщ, борщ!..
— Ах, вон оно что… Вчера Анай на обед приготовила борщ. Я подумал: как это она догадалась? Вон, оказывается, откуда дует ветер… Это хорошо, дорогой Мубарак, это добрый ветер, это свежий ветер. Раз уже люди допытываются, что такое счастье, значит оно где-то рядом, близко счастье! — сказал он и сам прислушался к своим словам, будто хотел вникнуть в их суть… Вдруг он обратился к моей жене:
— Слушай, Патимат, будь так добра, попробуй и мою Анай увлечь сюда, может быть, такая перемена немного развлечет ее. Пожалуйста! — Улыбка на лице директора погасла, уступив место задумчивости.
— Хорошо, я схожу к ней… — согласно говорит Патимат.
— Постарайся, пожалуйста. — И когда ушла Патимат, он подсаживается ко мне и говорит:
— Эх, Мубарак, нелегко мне… Что только я ни делал и ни делаю для того, чтобы пробудить в Анай добрые чувства, вернуть радость жизни… Понимаешь, тоска у нее… Ни желаний, ни стремлений… Такой вот баклажан получается.
— По-моему, чем на ферме, здесь ей будет лучше, и ты правильно решил это.
— Будем надеяться. Желаю здоровья, в район надо ехать.
— В добрый час! — пожимаю я руку директора и направляюсь на свое рабочее место.
Студенты уже были на стройке. Все разделись по пояс, а некоторые даже брюки сняли и в одних трусах приступили к работе. В ауле, конечно, в одних трусах работать не полагается. Если кто даже в майке выйдет на свою веранду, соседи смотрят если не с осуждением, то с укоризной, мол, не свихнулся ли случайно? Есть, к сожалению, в нашем ауле, да и не только в нашем, подобные предрассудки, они еще живучи. Например, явиться в общественное место без папахи считается проявлением неуважения к другим. А я думаю, что зря все это, ни к чему. Зачем придираться, сплетничать, строить и воздвигать самим себе преграды? Пусть человек ведет себя, как ему хочется, свободно, конечно, нормально, как полагается человеку. Вот сколько живу в ауле, но ни одного человека из жителей не видел я ни на берегу озера, ни у речки, чтоб он, раздевшись, принимал солнечные ванны. А ведь дни бывают и пожарче, чем сегодня, к тому же альпийский загар бывает красивым.
Вдруг вижу: по железной лестнице ко мне поднимается Асият. Я ее сразу и не узнал, такая нарядная и в коротком платьице. Мне бросилось в глаза ее сияющее, возбужденное лицо. Немного смущенная входит она в мое тесное помещение, где немалый шум и кружится эта бетономешалка, как школьный глобус. Она мне кланяется и что-то говорит, слышу, она приветствует меня. Я посмотрел на свою руку, чтобы протянуть ей, рука моя была мокрая, и я отмахнулся. Улыбнулся ей и показываю на свое помещение, мол, смотри, где я работаю. И нечаянно глаза мои остановились на застекленном окошке, отгораживающем меня от Мангула. Я увидел его зачарованное и охваченное немалым любопытством лицо. Будто завороженный, глядел он на девушку, которая соизволила подняться ко мне.
— Эй, вы там, заснули, что ли? Давайте раствор, мастера стоят! — это кричали шоферы и снизу стучали палкой о бункер.
Барабан перевернулся, и смесь высыпалась в бункер, а оттуда прямо в кузов самосвала. Я выключил мотор.
— Асият, хорошо, что ты пришла! — говорю я.
— А почему хорошо? — застенчиво улыбнулась она.
ebooksa