Бесчестье

– Но что же ты раньше-то не сказала? Почему скрывала от меня?

– Потому что тогда мне пришлось бы вытерпеть очередную твою вспышку, а мне это не по силам. Дэвид, я не могу строить свою жизнь исходя из того, что тебе нравится и что не нравится. Больше не могу. Ты ведешь себя так, словно все, что я делаю, это часть твоей биографии. Ты у нас главный персонаж, а я – персонаж второстепенный, который и на сцену-то выходит, когда половина пьесы уже сыграна. Так вот, что бы ты себе ни думал, люди не делятся на главных и второстепенных. Я не второстепенна. У меня своя жизнь, настолько же важная для меня, насколько твоя важна для тебя, и в этой моей жизни решения принимаю я.

Вспышку? А это как называется?

– Будет, Люси, – говорит он и, потянувшись через стол, берет ее за руку. – Ты хочешь сказать, что собираешься оставить ребенка?

– Да.

– Ребенка от одного из тех мужчин?

– Да.

– Но почему?

– Почему? Я женщина, Дэвид. Ты что думаешь, я ненавижу детей? Или я должна избавиться от ребенка только потому, что его отец негодяй?

– Такое случается. Когда ты его ждешь?

– В мае. В конце мая.

– Ты все хорошо обдумала?

– Да.

– Ну и отлично. Признаюсь, для меня это потрясение, но я на твоей стороне, что бы ты ни решила. Тут и обсуждать нечего. А теперь я пойду прогуляюсь. Поговорить мы можем и после.

Почему не поговорить прямо сейчас? Потому что он не в себе. Потому что и он может сорваться.

Она не готова, сказала Люси, снова пройти через аборт. То есть аборт она уже делала. Ни за что бы не догадался. Когда это могло произойти? Когда она еще жила дома? И Розалинда все знала, а его держали в неведении?

Трое бандитов. Три отца в одном. Скорее насильники, чем грабители, так сказала о них Люси, – насильники плюс сборщики податей, бродящие в этих местах, нападая на женщин, наслаждаясь насилием. Нет, Люси ошибалась. Они не насилуют, они спариваются. Их действия направляются не наслаждением, но мошонкой, мешочками, раздувшимися от семени, которому не терпится исполнить свое предназначение. И вот, прошу любить, ребенок! Он уже называет ребенком то, что является пока не более чем червячком, скрытым в утробе дочери. Какому ребенку способно дать жизнь подобное семя, семя, проникшее в женщину не в любви, но в ненависти, бессмысленно смешанное, извергнутое, чтобы ее запятнать, пометить, как метит собачья моча?

Отец, и не думавший породить сына. Значит, этим все и закончится, значит, так оборвется его род – подобно воде, по капле ушедшей в землю? Кто мог подумать! День как день, чистое небо, ласковое солнце, и вдруг все изменяется, изменяется раз и навсегда!

Прислонившись к наружной стене кухни, спрятав лицо в ладони, он испускает один тяжкий вздох за другим и наконец разражается рыданиями.

Он поселяется в прежней комнате Люси, куда дочь так и не вернулась. До конца дня он избегает ее, боясь ляпнуть что-нибудь неуместное.