По тропе навстречу им идут трое мужчин, вернее, двое мужчин и юноша. Идут быстро, размашистой походкой сельских жителей. Собаки замедляют шаг, ощетиниваются.
– Не пора ли нам занервничать? – негромко произносит он.
– Не знаю.
Она берет доберманов на короткий поводок. Мужчины приближаются. Кивок, приветствие, и они проходят мимо.
– Кто это? – спрашивает он.
– Никогда их в глаза не видала.
Они доходят до границы фермы, поворачивают назад. Чужаков нигде не видно.
Подходя к дому, они слышат истошный собачий лай. Люси убыстряет шаг.
Вся троица здесь, поджидает их. Двое стоят в сторонке, юнец около клеток шипит на собак, делает резкие, угрожающие движения. Собаки неистово лают, щелкают зубами. Доберманы рвутся с поводка. Даже старая бульдожиха, которую он уже привык считать своей, негромко рычит.
– Петрас! – зовет Люси. Но Петраса нет и в помине. – Отойди от собак! – кричит она. – Hamba!
Юнец неторопливо отходит от клеток и присоединяется к товарищам. У него плоское, невыразительное лицо и поросячьи глазки; он в цветастой рубашке, мешковатых брюках, желтой соломенной шляпчонке. Оба его товарища в рабочих комбинезонах. Тот, что повыше, хорош собою, на редкость хорош – высокий лоб, лепные скулы, широкие, выпуклые ноздри.
При приближении Люси собаки успокаиваются. Она открывает третий вольер и загоняет туда доберманов. Отважный жест, думает он про себя; вот только разумный ли?
Люси обращается к мужчинам:
– Что вам нужно?
Отвечает юнец:
– Нам нужно позвонить.
– Зачем?
– Его сестра… – юнец неопределенно тычет пальцем себе за спину, – ей плохо.
– Плохо?
– Да, очень плохо.