Виктор взялся за ручку и в этот момент Шаров снова горячо зашептал, указывая на коридор:
— Ну теперь-то ты слышишь⁈ Это… это… что-то очень знакомое, но я не могу…
Виктор задержал дыхание. Сердце билось так гулко, что ничего, кроме вибрирующего стука он не слышал. Лишь… лишь… едва уловимый, словно весенний аромат первых цветов, проглядывающих сквозь тающий снег…
Он поморщился.
— Нет… я не слышу.
Шаров в сердцах сплюнул.
— Ну, открыто?
Опустив ручку, Виктор толкнул дверь, но та оказалась заперта.
— Черт!
Шаров криво ухмыльнулся, достал две скрепки из нагрудного кармана полицейского кителя и вставил их в сердцевину.
— Это же замок восьмидесятых годов. Я когда был мелкий, открывал квартиру маникюрными ножницами. Никто мне не верил, что так можно, — он ухмыльнулся, согнул одну скрепку, немного повозился и дверь плавно отворилась. — Но, когда узнали, что это на самом деле так и не обманываю, вместо благодарности получил хорошего ремня.
Они быстро прошли в помещение, и Виктор закрыл дверь.
Все пространство довольно большой угловой комнаты занимали картотечные ящики и шкафы, пронумерованными по годам и первым буквам.
Пахло старым деревом, бумагой и давно вышедшими из моды духами.
— Это «Красная Москва», — сказал Шаров.
— Где? — оглянулся Виктор.
— Я имею ввиду духи. Чуешь запах? Я такие своей девушке купил, когда собирался делать предложение.
— Так вы были женаты?
Шаров поспешил отвернуться.
— Не успел. После проигрыша в том забеге и последовавшей за ним череды поражений, она бросила меня.