Виктор повернул голову, но толстенные стены дворца не пропускали в подвал ни звука.
— Что?
Майор с отвращением отбросил шприц и покачал головой.
— Да нет… ничего.
Они обследовали помещение и в дальнем углу обнаружили решетку, прикрывающую темное отверстие люка. Здоровенный шкаф, забитый рулонами медицинских плакатов, почти полностью закрывал люк, так что заметить его было довольно сложно.
Шаров вопросительно глянул на Виктора.
Не сговариваясь, они отодвинули шкаф, потом взялись за решетку.
— Черт! Какая тяжелая!
— Раз, два, три! — Виктор напрягся, жилы на его шее вздулись. На счет три решетка поддалась.
— Не очень хорошая идея, но других нет, — сказал Шаров. — Давай, ты первый.
Виктор протянул майору телефон. Тот осветил лаз. Вниз вела узкая ржавая лестница, которой, судя по всему, со времен революции никто не пользовался.
Опустив ногу, Виктор попробовал ее на крепость. Снизу пахнуло сыростью и какой-то застарелой плесенью. Через две минуты он спустился и, потянувшись, взял телефон у Шарова.
Тот последовал примеру Виктора. На полпути он снова замер. Хлипкая лестница под его весом угрожающе покачивалась.
— Т-с-с! — шикнул он. — Ты слышишь?
— Да что я слышу⁈ — не выдержал Виктор. — Только тишина звенит в ушах. И все.
— Это не звон! — ответил Шаров. — Я тоже так подумал, что звенит, но это не звон! Не поверишь, но у меня музыкальный слух, в детстве меня даже вместо бега хотели отдать в музыкальную школу на скрипку, но дед, царствие ему небесное, сказал, что только через его труп. «У мужчины должны быть сильные ноги, и он просто обязан уметь быстро бегать», — сказал дед. За что я ему до сих пор благодарен.
— Я ничего не слышу… — развел руками Виктор.
— Поэтому тебя и не взяли бы в музыкалку.
— Не больно то и хотелось.
Перед ними простирался длинный коридор, конец которого исчезал в темноте. По обе стороны довольно узкого прохода стояли длинные зеленые ящики в два, а то и в три ряда. Виктор открыл один из них и обнаружил уложенные один к одному противогазы. В другом ящике они нашли комплекты химической защиты. В третьем, к их изумлению, под листами прогорклой бумаги теснились золотистые банки.