— Да, они местные, одна девка из деревни, а остальные, как я понял, прибились. В общем, мне повезло, но… кому-то из них не хватило денег, и он решил, что…
— Сдаст тебя.
— Точно.
— Ты же опытный опер, Гром. Ты купился на басни хулиганов? Одного там зарезали в сарае. Уж не твоих ли рук дело? Ты весь в крови.
— Ты знаешь, что нет. Тот, что взял деньги за всех, наглый такой, худой — он зарезал своего кореша, чтобы не делиться и сбежал. Я думал, что успею… не получилось.
— Да уж… история. Но, сам понимаешь, детьми займутся особисты. Дело непростое, я не могу их выпустить.
— Понятно. Просто запиши их показания, пока они ничего не забыли и не начали путать.
— Ладно.
— Держи записку для сына.
Наступила тишина, во время которой, Белов, видимо, читал бумагу.
— Я не понимаю, зачем тебе это, Гром. Но уговор есть уговор. Передам, как подрастет. А теперь, садись и пиши. Все с самого начала. Как на тебя вышли, кто, где встречался, адреса, имена, приметы, когда, пароли, в общем все до последних мелочей.
Послышался звук отодвигаемого стула.
— Пиши, а я действительно пойду пока запишу показания твоей шпаны.
— Нашел я их в городе возле Ленинградского вокзала два дня назад. Показалось, что странно как-то выглядят. Начал допытываться, и они раскололись, что украли вещи у какого-то разъездного театра — то ли молдавского, то ли румынского. Ну и нарядились в это тряпье.
— То-то я думаю, одеты они не по-нашенски…
— Ну вот…
Через минуту дверь хлопнула и воцарилась тишина.
— Кажется, он спас нам жизнь, — тихо сказал Давид.
Петя почувствовал, как что-то сдавило ему грудь. Абсолютно неизвестный им мужчина ценой собственной жизни выгораживал их, выдергивая буквально из могилы. Он продиктовал показания и звучали они настолько достоверно, насколько это было возможно, учитывая ситуацию.
В замочной скважине брякнул ключ, дверь распахнулась.