— Правда, ещё какая.
Он некоторое время молчит.
— Нет, — отвечает, помолчав. — Сейчас не надо. А где он, кстати? В доме?
— Точно, — соглашаюсь я, — в доме.
— А как ты мимо моих коллег прошмыгнёшь? Ещё дорога есть? Другая?
— Всё есть, — киваю я. — И дорога, и другая, и чемодан, и кинжал, и яд, и петля, и плаха. Всё что хочешь имеется. Выбирай.
— Смеёшься, — догадывается он. — А ведь мне сейчас достаточно лишь закричать, мол, спасите, помогите, грабят, убивают. Понимаешь?
— Давай, — предлагаю я, откусывая бублик. — Кричи. Но тогда и чемоданчику своему крикни. Прощай, чемоданчик, не поминай лихом.
— А он действительно, прямо здесь, в доме?
— В доме, — усмехаюсь я. — Пойдём, покажу.
— Ну, да, — он тоже усмехается с видом проницательного игрока, мол, ищи дурака за четыре сольдо. — У тебя там твои факельщики, вооружённые до зубов.
Я чуть прищуриваюсь.
— Что? — ухмыляется он. — Откуда я знаю? Ты, верно, подзабыл, с кем имеешь дело? Да мы многое про тебя знаем, так что напрасно ты хвост распушаешь. Ты делаешь свои делишки, пока кому-то это выгодно. Это ведь так просто, не приходило тебе в голову?
— И кому же? — внимательно смотрю я на него сквозь толстые стёкла.
— Ну, ты и вырядился, скажу тебе, — посмеивается он. — Хрен узнаешь. Молодец, сообразительный… Спрашиваешь, кому это выгодно? Ну, с кем ты работаешь, тому и выгодно. Смекаешь?
Он многозначительно усмехается, радуется, что наводит тень на плетень. Уже подзабытое и утихшее желание придушить его всплывает из душевных глубин. Прямо здесь, на глазах у изумлённой публики…
Должно быть что-то такое проскальзывает в моём взгляде, потому что Кухарь сразу отводит глаза и меняет тему.
— Ты говорят самому председателю насолил, верно?
— Короче, Пётр Николаевич, говори, чего тебе надо. Говори, а то ведь рискуешь больше меня не увидеть. Скорее всего, я вряд ли здесь снова покажусь.
— Тогда лучше уж сдать, — кивает он с улыбочкой. — Хотя бы моральное удовлетворение получу.