— Не факт, что кураторы уже есть. Этого я не знаю. Может, он только в Лондоне получит руководителя. Его же ещё не направили туда.
— Не важно, — пожимает Злобин плечами. — Для отвода глаз версия сгодится. Точно не хочешь, чтобы я тебя спрятал в надёжном месте?
— Знаете, Леонид Юрьевич, вы круче Джеймса Бонда. Просто воплощение мистера Рипли.
Версия, которую он заготовил для Андропова, хороша тем, что подходит и для меня. Мне он её представил с одной стороны, шефу покажет с другой, и все будут довольны, удовлетворены и практически счастливы.
Вот какой хороший у нас товарищ. Заботится о деле и о друзьях. Акула хренова. Осадочек и некая недосказанность вкупе с неясными подозрениями останутся, но их, как известно, не только к делу, но и ни к чему другому не подошьёшь.
Нет, мне он, конечно, нравится, но это не добрый дядюшка, это волк в овечьей шкуре. Несомненно.
— Мистер Рипли мне неизвестен, — качает головой Злобин. — Но если он литературный герой, то стоит помнить, что литература, как правило, отстоит от настоящей жизни так же далеко, как небо от земли. Ладно. Лучше долго здесь не торчать. Нас наверняка видели и уже стуканули, куда следует.
Мы прощаемся.
— Егор, — говорит он, пожимая мне руку. — Я на твоей стороне. И рисковал своей шкурой только, чтобы спасти тебя. Из «профилактория» ты бы вышел совсем другим человеком, если бы вышел, вообще. Я, конечно, рисковал, но ты рискуешь куда больше. Зря ты с этим всем к Андропову пошёл, ко мне идти надо было.
Может, и так. А может, и не так. У меня планы. Цели у меня. А тут шанс, какой-никакой. Да и прижали основательно.
Я залегаю на дно и пару дней вообще нигде не свечусь. В Дьяково, разумеется. Забор у меня высоченный, хоть и покосившийся. Печь топить нужды нет — конец июля, и так тепло. Запасов хватит на несколько месяцев. Тушёнка, крупы, сухари, сахар, чай, печенье. Всё есть. Плитка электрическая кочегарит исправно. Курорт. Скучно, конечно. Бездействие — это что-то новенькое. У меня такое даже и не знаю, было ли когда-нибудь.
Но я занимаюсь. Делаю растяжку, отрабатываю походку ботана, читаю Плутарха. И думаю. На третий день надеваю растрёпанный парик, большие очки со специальными толстыми линзами, растоптанные ботинки, мешковатые брюки, вытянутые на коленках, клетчатую рубаху-ковбойку и самошитую кепочку типа бейсболки.
Смотрюсь в зеркало. Ничего так себе, красавчик просто. Настоящее огородное пугало. За три дня отросла щетина, редкая и почему-то пегая, совершенно дурацкая, но в качестве маскировки сгодится.
Подхожу к забору за домом, отодвигаю доску и попадаю в заросли клёна. Продираюсь через узкую полосу и оказываюсь на дороге, ведущей к продуктовому магазину и автобусной остановке. Меня интересует таксофон.
Народу немного, но есть. Несколько человек сидит на лавке на остановке. Кто-то идёт из магазина, кто-то — в магазин. Я шагаю с независимым видом отработанной походкой увальня мимо сваленных брёвен, которые скоро станут столбами для электропроводов.
Рабочие о чём-то оживлённо спорят, курят, сплёвывают, величают кого-то по матушке и в сердцах пинают здоровенную деревянную катушку с намотанным тросом.
Я захожу в телефонную будку и набираю рабочий номер Платоныча. В это время он должен ждать моего звонка. Вот я и звоню. Без двушки. Жду, когда раздастся гудок и нажимаю на рычаг. Набираю ещё раз, жду два гудка и снова даю отбой. В третий раз жду трёх гудков. Это условный сигнал. Один-два-три — количество звонков.
Получив этот сигнал, Платоныч должен поехать к нотариусу Нинель Теодоровне и дождаться моего звонка. Ровно через тридцать минут после получения сигнала. Если не позвоню, нужно ждать ещё пятнадцать минут, а потом уже уходить. У Нинель есть отдельный кабинет, где должен сидеть консультант или секретарь. Комнатка эта пустует и иногда используется для пересчёта денег.
Я вешаю трубку, выхожу из будки и подхожу к остановке.
— Бабуля, давно ждёте? — спрашиваю я у бабки с корзинкой в руках. Она сидит на лавочке и с любопытством озирается по сторонам.
ebooksa