— Да говори уже, знаю, что не долго. Сколько?
— Лучше не знать, мне кажется…
— Не в том мы положении, чтобы не знать. Я, так понимаю, нужно срочно делать что-то. Говори.
— До восемьдесят четвёртого. Но если в восемьдесят третьем не поедете в Крым, то не простудитесь…
Он замолкает и какое-то время мы сидим молча.
— Кто потом? — мрачно спрашивает он. — Горбачёв?
— Черненко.
— Что? Вот же старый… — он обрывает фразу, не договаривая.
— А в восемьдесят пятом придёт Горби.
— Слушай, такое нарочно не придумаешь. Я уже начинаю тебе верить. Стыд какой. Череда или даже чехарда стариков. Этот-то куда лезет? Ладно, продолжай.
— От него толку, честно говоря, будет, как от козла молока. Чурбанова посадит. Причём, вроде там сфабрикуют всё. И что это? Реформы? Тьфу… Это я про Черненко.
В общем, я рассказываю, что помню. Сначала даю краткий обзор. Прописываю картину сорокалетней истории крупными мазками. Пытаюсь обходить острые моменты, но он сразу врубается и заставляет говорить, как есть. Ладно. Говорю, как есть.
Набросав контуры, перехожу к проработке деталей, начиная от его собственной нелепой борьбы за трудовую дисциплину. Думаю, тут он окончательно убеждается, что информация у меня достоверная.
— Такого не придумать, — несколько раз повторяет он. — И я, кажется, понимаю, почему ты решил рассказать это мне.
— Я не историк, — говорю я. — Имейте в виду. Просто очевидец. Рассказываю то, что помню.
— Да, я вижу, но это, может даже и лучше.
Итог Российской империи приводит его в глубочайший шок и он даже хватается за голову. А через некоторое время нас прерывает врач.
— Юрий Владимирович… — мягко говорит он.
— Да, — кивает тот. — Мы уже заканчиваем. Всё, Егор. На сегодня достаточно. Завтра приезжай сюда к десяти часам. Сейчас позови Кирилла, а сам ступай. На сегодня хватит.
Чувствую, такими темпами мы будем долго ещё в истории разбираться.