— Давай, шуруй к Гурко.
— Может, позвонить сначала?
— Езжай, говорю. Ты не понимаешь что ли, что за каждый твой проступок головомойку-то мне устраивают?
— И какой тут проступок, скажите, пожалуйста?
— А такой, что тебе, возможно безразлично, что тебя увольняют, а мне кроме как на Гурко рассчитывать не на кого. Ты понимаешь, что из-за тебя я могу вылететь отсюда, как пробка?
— Никуда ты не вылетишь, — отмахиваюсь я. — Если только наверх по служебной лестнице.
— Так, Брагин, не зли меня. Понял?
Пока еду, звоню Большаку.
— Дядя Юра, привет. Ну как дела, выгорело с министерством минеральных удобрений?
— Да, всё нормально. Только что трубку положил, вот прямо перед твоим звонком.
— Значит, можно Горбача скидывать с хвоста?
— Так мы, собственно, уже скинули. Ему больше и знать не надо ничего. Он же сам отгрузками и их контролем не занимается. Добро дал? Дал. Ну, и всё. Лучше ему не напоминать. Хорошо бы, чтоб он вообще забыл об этом деле, а то войдёт во вкус и будет постоянно кружить. Там уж коньяком не отделаешься.
— Понял, — отвечаю я. — Соглашаюсь.
— Вызывали? — заглядываю я к Гурко.
— Ну, Брагин, ты бы ещё завтра пришёл на мой зов. Вызывал. Проходи. Мне, правда, убегать надо. Короче, у меня пасьянс сложился просто идеально. Я идею с Мишиным подкинул шефу. Сказал, что в Госкомиздате место освобождается и…
— Так оно же не освобождается… — хмурюсь я.
— Брагин, — морщится он. — Учись быть дальновидным и мудрым политиком, пока есть у кого учиться. И не нужно меня перебивать. Я сказал, что место освобождается. Сам попробуй сообразить, ладно?
— Ладно, — соглашаюсь я.
— Хорошо, — недовольно кивает он. — Константин Устинович за идею ухватился, потому что с Мишиным он уже давно… э-э-э… Не суть. В общем, он из нашего резерва, если так можно выразиться.
— Надо ещё с Пастуховым переговорить, согласится ли он…