Пятая мата

22
18
20
22
24
26
28
30

— А по чьей вине?! — вскинул руки Тихон, сознавая, однако, что в рассказе лоцмана все правда. Ему ли, Романову, не знать… Весенний паводок был низкий, Чулым осел в берегах рано. К середине лета пески выступили даже у яров — не бывало такого! Двести километров ползла самосплавом мата узкими речными вилюжинами. Как тут не намокнуть березе!

— Тихон Иванович… — тоненьким, взвинченным голоском вмешался в разговор Пайгин. — Дозволь встрену! — Мужичок даже на короткие ноги вскочил и руки растопырил. — Пятнадцать лет эти маты по Чулыму гоняем с Никифором и всегда в полном доверии… Да не случалось такого году, с такой-от низкой водой. Вот что, Тихон Иванович… Ты худое в голове и малостью не держи. Ты глянь-ка на нас, от безделья так не тошшают. Да нам домой стыд казаться. Ни день, ни ночь покоя не знали, как каторжны работали!

Начальник опять сбился с шага, неловко, боком, присел к столу. Охватил руками голову, крепко потер пальцами виски. Устало вздохнул.

— Ладно. Не тот час, чтобы воду в ступе толочь. Ты, Никифор, докладную напиши, все изложи форменным порядком. Найдутся повыше товарищи, спросят за мату. Шутка ли… авиаберезу военному заводу задерживаем! Ну, а как вы с хлебом-то на воде? Давно кончился?

— Три последних дня и крошки во рту не держали. Сам плотогонничал, знаешь, жуется на реке не по военной нормочке…

Тихон достал из ящика стола отрезок хлебной карточки.

— Держи, Яковлевич! Тут всем шестерым. А масла, сахару, чего другого — этого свыше законного пока дать не могу, не взыщите.

Бекасов поднялся с дивана, бережно зажал грубой черной ладонью легкий хлебный листок, поднял усталые глаза.

— Спасибо, Иваныч, и на этом. Ты, однако, на сёдни передых дай. Заросли, так мы завонялись, что самим себе тошные.

— Как же! — опять высоко подхватил Пайгин. — Кабы летай жары стояли — в воду бы курялись! Холодно стало.

— Отдыхайте, пожалуй! — кивнул Романов и тут же остановил Бекасова. На листке ученической тетради начальник быстро, размашисто написал:

«Чулымская сплавконтора, директору.

Пятая мата затонула в устье Боровой. Необходимо плотить наново. Требуются рабочие, такелаж. Романов.

20 августа 1942 года».

— Ты, Яковлевич, мимо пойдешь… Занеси радисту. Пусть сразу же передаст. Срочная, И скажи, что ответа жду!

2

Уже и успокоиться бы Романову следовало, а вот не мог он одолеть растерянности,

Не мудрено было оказать и слабость. Тихон молод, ему и тридцати нет, а начальником участка всего год, и беда эта — беда всей сплавконторы — накатила на него первая. Первая!

Он горько усмехнулся. Надо же так, что именно у Боровой мата на прикол встала! Что бы ей подальше, к Черкесове, прибиться. Там бы Власова, не его забота… А Новосибирск давно директора Иванова телеграммами засыпал и только одно требует: березу, березу отгружай! Ой, не скоро еще попадет береза на завод…

В конторке не сиделось. Низкий потолок, зажелтевшие стены — давно бы выбелить эти стены — давили, вроде и дыхание спиралось в нагретом кабинете…

Радист, где же он, Белобородов? Не должен тянуть с ответом директор… Начальник вздохнул еще раз, стянул с себя брезентовую робу, сбросил твердую, военного покроя фуражку и ринулся к двери.