Пятая мата

22
18
20
22
24
26
28
30

На крыльце наметанным взглядом окинул залитый утренним солнцем поселок.

Вдоль серой залысины берега — два ряда почерневших домишек с прогибами замшелых крыш… За ними — зеленые лоскутья огородов с желтой крапью высоких подсолнухов, а дальше — порыжелая луговина и ровной стеной сочная дымчатая синева соснового бора.

Древне, слитно с землей стояла родная сибирская тайга и, как всегда, мягко успокаивала, гасила нутряные всполохи… Еще Чулым неведомым, непостижимым образом врачевал: снимал напряжение, уравновешивал и укреплял душевные силы. Подвижной, весь в легком серебре солнечных пятен, весело, зовуще бежал он к недальней своей старшей сестре Оби, что плавно и величаво несла широкие воды через болотистый Нарым, через темную тайгу и пустынную тундру в холодный Ледовитый океан…

До Чулыма — два-три десятка шагов. С крутизны яра все виделось и открывалось сразу. Старые ветлы и седые тальники на другой стороне. Ближе, на игривом блеске воды — ровная деревянная нить рейдовской запани, что держалась «головкой» на якоре. Внизу, под обрывом, выступы данного песка были исчерканы черными скобками смоленых лодок и обласков.

В треугольнике запани плотная набивь соснового леса упиралась в узкие сортировочные ворота из двух понтонов, и по тому, как на открытой воде, за сплоточным станком, заметно удлинилась толстая нить стянутых в пучки бревен, Романов с радостью определил: работают нынче сплавщики хорошо.

Конечно, наслышаны поселковые о мате. Конечно, разнесли Бекасов и Пайгин недобрую весть и знают рабочие, что им предстоит вскорости. Но вот — сам видел — вяжут лес безо всякой сумятицы.

В кабинете, в тишине, Тихон совсем успокоился, наскоро бодрил себя: работа, только работа предстоит и не больше того! А когда чулымский сплавщик леса боялся?!

В начале девятого на крыльце, а затем и за дверями кабинета раздалось быстрое шарканье мягких сапог, Романов тотчас узнал — так ходил радист участка Белобородов, маленький худенький человек.

Радист осторожно, с приглядкой, присел на краешек дивана и сухо доложил:

— Ответная радиограмма от товарища Иванова. Пожалуйста…

Тихон пробежал глазами текст и поскучнел лицом.

— Если торопитесь, то свободны, Николай Васильевич. Спасибо, супруге от меня привет!

Михайлов и Швора пришли вместе, будто сговорились.

На загорелом, обветренном лбу начальника четко проступили белые нити прямых морщин, еще глубже осели и без того впалые щеки и крепко, вызывающе, выперли сухие губы большого подвижного рта над заметной раздвоенностью широкого подбородка. Он выглядел заметно старше своего возраста. С пятнадцати лет на реке, на сплаве… В тяжелой работе, в жаре, в осенней непогоде и на лютом холоде рано крепнут телом и мужают лицом люди Чулыма.

Желая скорее себя взбодрить, Романов с наигранным весельем сказал:

— Что же, други, задачка из простых: объявить мате мат! Вот и Иванов о том же самом… А раненько мы его сегодня потревожили. Вот, уже и приказ отбил!

Директор Чулымской сплавной конторы любил писать длинные обстоятельные приказы, и, будь это другой случай, другой приказ, Романов улыбался бы над словоохотливостью своего начальства.

Тихон читал вслух:

— «В связи с природным фактором — мелководьем и сверхнормативным намоканием древесины — в устье Боровой затонула пятая мата с ценной авиаберезой. Для недопущения порчи сырья военного времени начальнику Борского сплавучастка Романову, под его персональную ответственность, приказываю организовать расформировку и формировку древесины в новую мату. В помощь придаются рабочие Юльского сплавучастка числом тридцать шесть человек. Приказываю работать по-стахановски, формировку маты завершить в кратчайший срок. Тросов нет. Информация по радио через день. Иванов».

Романов медленно опустил бланк на край стола, в солнечный разлив, и осторожно разгладил его тяжелой ладонью.