— Что ты такое? Как ты это сделал? Откуда…
Договорить она не успела — рядом что-то гневно буркнул Ульрих и японка сразу пропала. Судя по смутным силуэтам, что мелькнули позади, её оттащили гвардейцы.
Сандал уловил состояние моего зрения и попытался обеспечить картинку со своего ракурса, но это обернулось лишь волной жуткой боли, которая прошлась по всему телу. Так что до усадьбы я добирался, почти не видя окружающего мира.
Когда оказался внутри, неожиданно стало немного легче. Артефакторные системы, нацеленные в том числе и на лечение членов рода Афеевых, активно включились в работу. Восстановить они могли только мою смертную оболочку, но это уже было неплохо.
К Ульриху присоединились женские руки — кто-то подхватил меня с другой стороны. А когда ноги оказались на ступенях, ещё одна смертная оказалась сзади, упираясь в спину.
Наконец меня опустили на что-то мягкое. Кровать. Неплохо. Я напрягся, собираясь отдать Сандалу команду патрулировать окрестности и в случае необходимости, любой ценой привести меня в чувство. Но сформулировать и передать мысль не успел — разум отключился, провалившись в забытье.
Я знал, что смертные видят сны. И даже знал тех, кто за это отвечал. Сомнуса, и его троих сыновей, одному из которых пришлось принять имя греческого бога, чтобы забрать его паству. Ведь, если смертные возносят хвалу Морфею, а их сразу два, то кто именно получит силу от их восхвалений? Верный ответ — тот, кто окажется ближе к людям. Расставит во всех храмах своих жрецов, что станут направлять мысли тех, кто приходит обратиться к божеству или принести ему жертвы.
Но в разумы богов никто из них не вторгался. Ни Сомнус, ни Морфей, ни многочисленные отпрыски последнего. Хотя, ради справедливости, эти порой пытались. Когда ты юн и молод, а внутри бурлит сила, кажется, что впереди нет никаких преград. Правда, несколько показательных казней, охладили их пыл. А после того, как Диана превратила одного из них в вечный объект охоты, сделав оленем, которого раз за разом загоняла и ранила, отдавая на съедением своим псам, попытки и вовсе прекратились. Не стоило тому бедолаге пытаться устроить ей ночь любви во сне. Такое ухищрение могло пройти со смертной, но не с одной из старших богинь Рима.
Тем не менее, сейчас я видел сон. Странный. Смутные образы, колеблющиеся туманные фигуры. То ли какие-то переговоры, в которых участвовало множество сущностей, то ли что-то на них похожее.
Снова беседы. Прогулка по саду, который раскинулся прямо в воздухе. Раздражало, что я не слышу чужих слов. Да и своих, собственно тоже. Странное ощущение — говорить, но не понимать, что именно ты изрекаешь.
Потом пришла боль. Пламя. Крики. Ощущение множества смертей. И падение вниз. Не случайное. В этом я был уверен. Целенаправленный рывок к поверхности. Из пространства того самого воздушного сада, где я ещё недавно гулял.
Я напрягся, пытаясь уловить смысл происходящего, но тут всё потухло. Как будто кто-то набросил на мои глаза тёмную ткань, перекрыв обзор. После чего появилось ощущение иной боли. Куда более привычной — от ран на теле, раскалывающейся головы и повреждённого энергетического каркаса.
Секунд десять я просто лежал, пялясь в потолок. Это ведь был не сон. Воспоминания. Те крохи силы, что оказались растворены в крови смертного, принесли мне обрывки памяти. Которая скорее всего принадлежала Аматэрасу. Я только что наблюдал последние минуты её жизни.
Это было интересно. Но ничего полезного из увиденного, извлечь я пока не мог. Что все божества погибли, было очевидно и так. Сама Аматэрасу, судя по всему рассчитывала спастись. Возможно хотела разделить свою божественную сущность и разум, укрывшись среди сотен тысяч смертных, а потом собраться заново. Может быть собиралась реализовать другую идею. Но судя по всему, у неё не вышло. Иначе богиня была бы жива. А смертные не использовали бы её силу, как свою.
Поморщившись от боли, уселся на кровати. Похрустел шеей. Порой, я забывал о недостатках смертного тела и считал его вполне неплохой оболочкой. Но стоило произойти чему-то вроде сегодняшнего боя, как вновь накатывало сожаление по моему настоящему облику.
Не обнаружив на правой руке Мьёльнира, потянулся к своим спутниками. Обнаружил, что оба заняты крайне важными делами. Сандал нырял в ящики с клубникой, радостно подхватывая ягоды и подбрасывая их на лету. После чего ловил образовавшийся поток открытой пастью, заставляя пару девушек восхищённо хлопать в ладони.
А Мьёльнир расположился на кухне. Поглощал остатки пирожных с громадного блюда и попутно приглядывал за рувосоловой девой, что прямо сейчас пропитывала кремом коржи торта.
Почувствовав мои мысли, оба на мгновение замерли. После чего от них хлынул поток радости по поводу моего возвращения в строй. А дракон мысленно передал, что ситуация в полном порядке. Мол, трупы японцев убрали, энергетический фон на месте схватки очистили, а с репортёрами разобрались.
Поднявшись на ноги, подошёл к зеркалу, глянув на себя. Тёмно-зелёный мундир с гербом Афеевых, в котором я щеголял, пока был в Пусане, превратился в груду лохмотьев, на лице виднелись царапины. Да и в целом, вид был изрядно потрёпанный.
Поэтому сначала я добрался до своей комнаты, где принял душ и переоделся. Потом встретился с Ульрихом и Семёном, которые ждали меня в гостиной второго этажа, уже предупреждённые Сандалом. Кратко ввёл их в курс дела по поводу японцев и заодно уточнил, где сейчас пленная японка и как они поступили с газетчиками?