Раскаты Грома

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я «Четвёртый»! Ищу небо! Двигаюсь к больнице! Вы в её районе?

— ….ый! Так точно! ….ница, ….контроль! ….дите! — часть слогов съело помехами, которые напоминали гудение трансформатора, перемешанного с лязгом металлических листов.

— Плохо слышно! Повторите! — Вадим пытался уловить каждый звук, словно бортовой самописец.

Шипение радиоканала становилось громче, а звуков человеческой речи было уже почти не слышно:

— Бол…, нами! …те!

«Шииииз!», — щелчок означал уход с канала. Всю информацию, которую Вадим мог сейчас получить, он услышал.

— Что там? — как дознаватель насела на него Шерлок.

— Всё! Мы идём к больнице! — твёрдо ответил командир.

* * *

Темно-коричневая керамогранитная плитка фасада на каркасе из алюминиевых профилей поглощала лучи солнца, отражая малую их часть, без намёков на появление отблесков на её матовой поверхности. Здание госпиталя, высотой в пять этажей, казалось ещё выше за счёт насыпи в основании постройки. Ландшафт территории, на которой разместилась «восьмидесятка» был крайне разнообразен. С высоты птичьего полёта безлюдный край выглядел мятым, собранным в кучу тёмно-зелёным одеялом, с разбросанными по нему детскими игрушками. Несколько километров разделяли между собой небольшие запруды, с озером в центре. Из кабины вертолёта можно было довольно быстро найти «высоту» недалеко от них. Её рваный стан из оголённых горных пород служил хорошим ориентиром. Вокруг всего этого была раскинута маскировочная сетка из лесов, впустивших на своё раздолье пятна полей. Иногда эти луговые «пробелы» даже межевались отдельными деревцами, образующими нерукотворные границы. Скрытые от солнца кронами, извилистые лесные ручьи один за другим вливались в тёмные воды реки, единственной в этом крае. Участки равнины очерчивались кривыми линиями холмов, оврагов и впадин. Именно такой сложный рельеф был на месте размещения гарнизонного госпиталя. Стоящий на опушке холм-полумесяц имел крутые склоны, обросшие дикими травами. Тогда, давно, при строительстве «шестидесятки» для возвышения здания медицинской службы над окружающим её «дном» была выполнена насыпь у подножия холма. Чтобы подъехать к главному входу больничного комплекса машины должны были преодолеть сотню метров по короткому дорожному серпантину, имеющему на своём протяжении всего два витка. 40 лет назад госпиталь состоял из 4‑х пятиэтажных прямоугольных блоков, разместившихся почти в шахматном порядке. Части здания выступали друг относительно друга на половину своей ширины, оставаясь при этом второй половиной на общей для всех блоков оси — центральном коридоре. Верх железобетонной парапетной панели госпиталя был немного выше кустов, растущих на краю серповидной сопки. Долгое время госпиталь принимал в свои палаты срочников, нёсших службу на «шестидесятке»: охрану полигона, патрульных с территории академгородка, зенитчиков, водителей, ремонтников и стрелков из гарнизона объекта. Помимо солдат и офицеров, в тех же палатах лечили и приболевших учёных. Это были, в основном, талантливые, амбициозные молодые люди, согласившиеся посветить свою молодость работе на закрытом объекте особой секретности в режиме многомесячной вахты. Но в какой-то момент «шестидесятка» стала не нужна власть имущим и палаты стремительно опустели. В округе становилось все меньше людей и, наконец, наступил день, когда крышу госпиталя провожал взглядом из иллюминатора вертолёта сам главврач. Здание было законсервировано. Изредка к нему подъезжал военный патруль одной из частей, оставленных для охраны созданной инфраструктуры от мародёров. Военные не всегда поднимались даже на крыльцо госпиталя, зачастую ограничиваясь лишь двухминутной остановкой машины у въезда и быстрым осмотром окон на предмет целостности. Шло время, в науке совершались новые открытия, и в этот глухой край вновь вернулись люди в погонах и лабораторных халатах. Госпиталь, как и раньше, наполнился человеческой речью, звуками шагов по кафельной плитке, щелчками шариковых ручек, шелестом страниц личных карточек. Но здание стало другим. Блеклый розовый фасад с облупившейся штукатуркой закрыли навесной вентилируемой фасадной системой, напротив крайних секций появились ещё два двухэтажных блока, а переходы в них из основного корпуса выполнили в виде закрытых галерей из металлоконструкций. Эти переходы разместились над проездом на высоте второго этажа — опорами переходов стали железобетонные колонны, начинающиеся прямоугольником у фундамента и заканчивающиеся расширением в виде буквы Y вверху. Поменялась геометрия дороги — теперь она опоясывала госпиталь, а въезд на насыпь стал более пологим и начинался раньше, там, где теперь находился КПП, у ворот территории госпиталя, окружённого со всех сторон лесной чащей. При реконструкции основного корпуса появились дополнительные входы в здание. К одному из них, расположенному в торце блока-кубика, стоящего ближе всего к склону холма, сейчас приближался «Раскат‑4».

Широкая дверь эвакуационного выхода второго этажа открылась наружу, на покрытую просечно-вытяжным листом площадку металлической лестничной клетки. Пол коридора осветило солнце, удлинившее тени входящих спецназовцев. Они очутились в «Хирургическом отделении» — так гласила табличка на стойке расположенного впереди поста медсестры. В здании оказалось темно: свет был выключен или оборваны провода. Впереди располагался непривычно широкий коридор — вместо скромных лавок вдоль белых стен был длинный зал ожидания со скученными в центре перфорированными металлическими сиденьями. Рядом с аварийным выходом стоял кофейный аппарат. Эмблема кофейной компании выглядела непривычно скромной для рекламного изображения и не ассоциировалась ни с одним из известных брендов. Похожий аппарат стоял и впереди, метрах в тридцати. До самой границы блока здания — закрытых двойных дверей с горизонтальными ручками по ширине полотна — коридор был вытянут в прямую линию, по обе стороны которой разместились кабинеты. Вдоль всего коридора на полу стояли пластмассовые горшки с высокими растениями, почти у каждой двери. Серый подвесной потолок со встроенными квадратами из ламп дневного света в луче подствольного фонаря выглядел вполне новым. На белых стенах госпиталя то тут, то там висели плакаты с перечнем мероприятий первой медицинской помощи, иллюстрациями-схемами действий личного состава при применении оружия массового поражения и одинокими листами-памятками «Гигиена в полевых условиях». По обеим сторонам коридора на высоте метра шёл серый широкий кабель-канал с проводами сетей связи и коммуникаций. Полоса пластика прервалась через 15 метров слева у завала из стульев, столов, нескольких каталок и каких-то металлических переносных контейнеров.

— Что за хрень? — озвучил общее мнение Гора.

За наваленной мебелью почти не было видно самих дверей. Там должен был быть переход в отдельно стоящий северный корпус госпиталя.

— Вадим, где они? — занервничала Маша.

— Пока не расходимся, я сейчас свяжусь, — Вадим положил палец на кнопку гарнитуры. — Это «Раскат‑4», мы внутри. Доложите ваше местоположение!

Настя разглядывала интерьер вокруг: на стойке поста медсестры, установленном на том же «перекрёстке», стоял красный кнопочный телефон с переносной трубкой. На стене, слева от стула дежурного медработника висела полка для журналов, которая была забита различными элементами бюрократической каббалы, которой переполнена военная медицина. Сам пост представлял собой стол голубоватого цвета, огороженный по трём сторонам бортиками-перегородками, привинченными к столешнице.

— Заснули что ли? — процедил Вадим, затем снова зажал кнопку выхода в эфир. — Это «Раскат‑4», мы на месте! Где вы?

Канал отвечал только тихим шипением.

— А если нас глушат? — предположил Гора.

Командир отрицательно покачал головой, а Рысь озвучил его невысказанную мысль:

— Нет, с нами бы тогда не связались отсюда. Частота же наша была.