Адвокат Беса

Слева меня встретили свистом и улюлюканьем, справа – криками одобрения. Я попятился, хотел ретироваться к двери, но тут ко мне подбежал некто угловатый, ощеренный, размахнулся – и я ослеп, мое лицо залепило какой-то текучей дрянью.

- Это тебе от украинцев!

Я ощутил сладковато-перечный запах. Опять кетчуп!

Разлепил глаза. Увидел свалку. На моего обидчика накинулись, сбили с ног.

Какая-то дама сердобольно приложила к моему запачканному лицу платок. Подняла его, показала всем. Там осталось пятно.

- Как Спас Нерукотворный! – крикнула дама. – Слава патриоту России, русскому писателю Тургенчикову!

Справа все закричали, захлопали.

Даже не знаю, что было хуже – кетчуп или вот это.

Глава пятая

РАСПНИ ЕГО!

• «Парад суверенитетов» продолжается. Вятская республика настаивает на восстановлении границ 1489 года.

• Чеченский султанат объявил войну Аварскому ханству. На спорную территорию введены азербайджанские миротворцы.

• «Патриотическое крыло» партии «Честная Россия» объявило о возвращении в «Единую Россию», которая после годового интервала вновь становится крупнейшей фракцией Думы.

• Сегодня, будет вынесен приговор на «Процессе века». Эксперты прогнозируют пожизненный срок без права апелляции.

***

Судебное разбирательство, вымотавшее мне все нервы, рассорившее меня с массой хороших людей и сделавшее меня любимцем людей отвратительных, наконец подходило к концу. За эти месяцы развалилась на куски федерация, все демократы друг с другом переругались, сменилось три правительства,  рейтинг президента скатился до однозначных цифр, на окраинах попахивало резней, но сага «Свой среди чужих, чужой среди своих», в которой я против собственной воли оказался главным героем, слава богу, завершалась.

Я давно уже выходил из дому только под защитой телохранителей из движения «Ура, Россия!» - вот какое теперь у меня было окружение. Счет пиджакам, испорченным кетчупом, зеленкой и тухлыми яйцами, шел на десятки. Сразу после вердикта – решено и обещано жене – я собирался вернуться из этой несчастной, озлобленной страны в милый Коннектикут и там, в блаженном покое, приступить к работе над книгой.

Оставалось пережить последний день.

Целую неделю длилась речь прокурора. Если суммировать сроки по всем статьям, которые вменял подсудимому Мика Голубикин, набиралось что-то под тысячу лет.

Я же собирался уложиться в полчаса. Моя аргументация была не юридической, а эмоциональной. Как у великого Плевако, который, защищая провинившегося попа, сказал присяжным: «Он столько лет отпускал людям грехи, отпустите ему грех и вы».  Только, поскольку Хомяченко был не поп, а черт, я думал сделать упор на великодушии и милосердии как главной национальной ценности русского менталитета. Как раз послезавтра будет Прощеное Воскресенье, к нему очень красиво и выводил финал моей речи. Ах, что это была за речь! Фраза к фразе, слово к слову – хоть вставляй в хрестоматии. Может, еще и вставят, думал я. Если присяжные в своем вердикте скажут, что подсудимый заслуживает хоть какого-то снисхождения, я буду считать свою миссию исполненной.

Но когда перед заседанием я встретился с подзащитным, он протянул мне пакет и сказал: