В интригах

22
18
20
22
24
26
28
30

— Считай, что тебе сегодня повезло, сын хёрдиса. Я отпускаю этого солдата со службы и разрываю его контракт с престолом. Он может служить тебе. А теперь давайте закончим со всеми формальностями. Берн, всё готово?

Шагнувший вперёд граф, наклоняется, что-то шепча ей на ухо, а к моменту, когда он заканчивает, пара служащих уже доставляет нужные бумаги. Каждому из нас вручают по листу гербовой бумаги с печатью регента — он подтверждает, что мы имеем право на награды. Как раз, в процессе подписания бумаг Морной, доставляют и самих «Орлов» — небольшие плоские фигурки птиц, выполненные из драгоценных металлов, которые необходимо носить на одежде. Мне, помимо этого вручают золотое кольцо с гравировкой и ещё одну бумагу, где говорится, что я на самом деле получил почётный титул «Защитника империи». А Джойл получает подтверждение своего дворянства. Теперь он официально является бароном, пусть и без права передачи титула по наследству. К нему прилагается подобие конверта из кожи, наполненного золотыми монетами.

В финале моё имя вносят в имперский реестр и вручают копию завещания, заверенную подписью Морны, рядом с которой стоит оттиск печати. Теперь, я официально являюсь графом империи. Вот с Сонэрой выходит неувязка — сын Тохра тоже присутствовал в зале и погиб одним из первых, попав под атаку личинок. По причине того, что жених мёртв и съеден муравьями, помолвка отменяется.

Когда бюрократическая процедура заканчивается, Морна, которая уже отошла от шока и явно спешит покинуть залитый кровью зал, подводит черту.

— Ещё раз благодарю вас за помощь. Теперь вы свободны.

Поморщившийся канцлер, уточняет.

— Понимаю, что вам нужно вернуться в Хёниц, но прошу до сегодняшнего вечера оставаться в Схердасе. На случай, если к вам вдруг возникнут какие-то ещё вопросы.

Морна покосившись на канцлера, поджимает губы и устало машет рукой, давая понять, что мы можем идти. Копирую Тонфоя, отвесившего неглубокий почтительный поклон, после чего разворачиваюсь к выходу. Спустя минуту, мы уже выбираемся на улицу, протолкавшись через массу солдат и любопытствующих служащих, которые уже наслышаны о покушении и толпятся в коридорах, ведущих к жёлтому залу.

Глава VIII

Когда отходим на полсотни метров от дворца, нас догоняет вестовой. Остановившись рядом с нами, переводит дыхание и озвучивают цель своей пробежки.

— Канцлер приказал сопровождать вас до гостиницы.

Хмыкнув, смотрю на вытянувшегося солдата. Весьма грубый ход, но действенный. А с учётом недавнего покушения на Морну — вполне объяснимый. Сомневаюсь, что граф Реннан считает, что мы причастны к этой атаке, но какие-то подозрения у старого аристократа, наша компания точно вызвала. Опасаюсь, что после детальной проверки всех обстоятельств и обнаружения следов странного ритуала, количество вопросов к нам только возрастёт.

Пока раздумываю о том, какой вариант можно будет преподнести канцлеру, мы уже выбираемся за пределы площади на которой стоит дворец и Канс быстро договаривается с шофёром большого паромобиля, в который все и загружаются. Внутри крытого салона — две скамейки с мягкой обивкой, идущие вдоль стен и ещё одна, в задней части транспортного средства. Весьма непривычная схема размещения сидений, но позволяет всем нам влезть внутрь. Пока едем к гостинице, адрес которой Тонфой озвучил водителю, не раз хочется обсудить произошедшее, но по понятным причинам это невозможно. Единственный, кто пытается завязать беседу в ходе поездки — Сонэра, пробующая разговорить своего брата. Хмурый Эйкар-Сонр что-то бурчит в ответ, мрачно косясь на девушку, а на середине пути и вовсе меняется местами с Джойлом, что-то шепнув тому на ухо. Щёки здоровяка после этой фразы ощутимо алеют, но он всё же усаживается возле предмета своего обожания. А сама баронесса с весьма раздосадованным лицом упирается глазами в пол, так и просидев до момента прибытия в отель.

Оказавшись на улице, окидываю гостиницу удивлённым взглядом. Громадное здание, высотой в семь этажей, с распахнутыми двустворчатыми дверями и парой швейцаров в торжественных ливреях совсем не походит на те места, где мы ночевали раньше. Подвох разгадывается у стойки регистрации — когда служащая в декольтированном обтягивающем платье, с улыбкой интересуется, как мы будем платить, сын хёрдиса толкает Джойла кулаком в плечо и радостно заявляет, что всё за счёт новоиспечённого барона. Здоровяк, разглядывающий в это время Сонэру, непонимающе переводит взгляд на девушку за стойкой и осознав ситуацию, пожимает плечами, мол он не против. Так, Джойл становится беднее почти на двадцать ларов, а мы получаем лучший номер в гостинице.

Что именно понимается под «лучшим» становится понятно, когда мы, сгрузив возвращённые нам при выходе из дворца вещи на носильщиков, поднимаемся на седьмой этаж. Выделенную нам площадь, язык не поворачивается назвать номером. Скорее это напоминает дворцовые покои, площадью не меньше четырёхсот метров, с семью отдельными спальнями, несколькими разноформатными комнатами отдыха и бассейном. Плюс, большая терраса с несколькими столами и видом на город.

Вестовой, выяснив гостиницу в которой мы остановились, удаляется, напоследок конкретизировав просьбу регента — не покидать Схердас до десяти часов вечера. Правда, из уст солдата это звучит больше похожим на приказ. Своего нового денщика, которого, как выясняется зовут Тиллесом, Канс отправляет с первым поручением — зафрахтовать самый скоростной из дирижаблей, которые будут свободны на ближайшее станции, назначив вылет на десять с половиной часов. А Сонэра, обиженно покосившаяся на Эйкара в его новом теле, удаляется в одну из спален. Получив возможность поговорить, мы располагается в небольшой комнате с окнами в полный рост, в центре которой стоит изящный деревянный стол, а за откидывающейся крышкой в стене скрывается целая батарея разнообразных бутылок.

Тонфой какое-то время изучает их взглядом, после чего выхватывает одну, радостно ею потрясая.

— Рофс тридцатидвухлетней выдержки — как раз то, что надо пить после такой передряги.

Вижу, как Айрин бросает скептический взгляд на улице — время только подходит к полудню. Но идея залить в себя пару порций алкоголя, отторжения ни в ком не вызывает, так что спустя минуту, после фразы Канса «За Сонра, хоть он и был тупицей», мы опрокидываем по первому бокалу. Хмыкаю, ощутив приятное послевкусие напоминающий французский яблочный бренди, название которого вылетело из головы и тянусь за куском сыра, а сын хёрдиса, глядя на Эйкара, интересуется.

— Ты как? Мозги не расплавились? Чего такой хмурый — получил же ведь тело.