Что я могу сказать? Что мой ум словно вдруг озарило внутренним светом? Нет, больше похоже, как будто внезапно убрали некую занозу, давно свербившую у меня в мозгу. Будто картину, криво висевшую на стене в течение… скольких там… восьми или около того лет, наконец поправили. Но вслух я сказал только:
– Как?
– Гостия… Старик всегда съедал целую сам… Если бы он поделился с алтарниками, вышло бы массовое убийство… Но я знал, что он так не сделает… Никогда не делал.
– Ты что-то сделал с гостией?
– Джон… Не тупи… Я ее отравил.
– Не говори глупостей! Он умер мгновенно – ну, за десять секунд.
– Да… Этот яд действует именно так.
– Какой?
– Джон… Мне очень плохо… Не могу говорить… Можно мне выпить?
– Нет, Чарли, черт побери, нельзя. Это тебя убьет. Вот тебе таблетка нитроглицерина. Положи под язык. А теперь скажи мне, какой яд ты использовал?
– Рицин… Его делают из касторового масла… Сушат… Ни вкуса, ни запаха, и смерть практически мгновенная.
Был ли я несправедлив к Чарли, подумав, что у него самую чуточку довольный вид? Жизнь состоит не только из тусклых нитей банальности и подражания. Он и впрямь был доволен собой.
– Где ты его взял?
– У Рассела.
– Печатника? Приходского старосты? А он откуда взял?
– Сам делает типографские краски… Гордится этим… Выписывает рицин из Сент-Луиса в штате Миссури… КГБ им часто пользовался.
– И Рассел дал этот яд тебе?
– Я украл… Он печатал последования служб для церкви… и когда вышел, я взял немного. Несколько капель на гостию… ни запаха, ни вкуса… и все.
– И это тебе приказал Христос?
– Я должен был найти способ.