Наше новое укрытие всё ещё не было заблокировано — через проём продолжали проходить люди с котомками и вещами.
— Бросайте скарб! Бегите! — заорал я.
Но ответом мне были лишь недовольные взгляды… В тот самый момент, когда я оказался за стеной, я отдал приказ, в реальность которого не поверил бы ещё вчера:
— Перекрывайте проход!
— Но… — попытался возразить кто-то из ополченцев.
— Я! Сказал! Перекрыть! Проход! — вызверился я на протестующего.
— Люди…
— Люди — там! — указал я на верхний Мыс уже более спокойным тоном, а потом махнул в сторону захваченной части города. — А там, боюсь, только трупы и жадные рабы. Кто не успел — тот опоздал.
Жестоко? Да, жестоко! Зато не так жестоко, как обречь весь нижний город на рабство и плен: либо вышронцы вместе с уходящими людьми прорвут баррикаду и натворят дел, либо придётся оставить отстающих на растерзание. Впрочем, у них ещё есть шанс — надо только бросить имущество, забраться по стене и бежать дальше… Но я ведь точно знал, что вот эти, с котомками, даже если и добегут, то слишком поздно. Им не успеть пройти в верхний Мыс.
Глянув на центр города, я понял, что там делали всё, чтобы внутрь попало как можно больше людей. Кто подбегал налегке — лезли по верёвочным лестницам, спущенным со стены. А люди с тяжёлыми баулами упрямо толкались у входа. Те, кто застрял под нашей баррикадой, принялись кричать, умолять, просить — и в ответ им всем предлагали бросать шмотки и лезть наверх. Кто-то следовал совету и спасал свою жизнь, а кто-то до последнего цеплялся за мешки — и когда подошли враги, бежать им было слишком поздно.
Эта линия баррикад пала быстро… Не везде был жёсткий Филя, способный напугать командование ополченцев и продавить закрытие проходов. Если у командиров ополчения не хватало духу отсечь людей в захваченной части города, тогда вышронцы врывались в ворота прямо на плечах мирного населения. И хотя везде защитникам удалось поджечь укрепления, но продержались мы меньше пяти минут…
Увы, наша баррикада сопротивлялась очень долго, по сравнению с другими, и мы оказались банально отрезаны от последней линии укреплений. В какой-то момент у занявшейся огнём преграды остались только я и Нагибатор. Мы крутили своими молотами, как мельницы на ураганном ветру, но вынуждены были пятиться под натиском вышронцев.
— В дом! — крикнул гигант, кидаясь в сторону чернеющего проёма незакрытых дверей.
Я отмахнулся от наседающих врагов и бросился за ним. Мы выскочили с другой стороны из окна — и кинулись вверх, в сторону верхнего Мыса. А за нами с криками и шипением бежали враги. Чтобы пробиться дальше, нам пришлось снова нырнуть в дома — впереди показались спины отряда ящеров, наседающих на последнюю баррикаду. Взбежав по лестнице на второй этаж, мы попытались выбраться на крышу здания.
Выскользнув в окно, я оттолкнулся от подоконника, подпрыгнул и уцепился за стропило, начав подтягиваться — и в этот самый момент рядом ткнулась стрела. За соседнее стропило уцепился наш гигант, но провисел он недолго. Сразу несколько снарядов попали ему в руки — и Нагибатор сорвался, устремляясь вниз, прямо в толпу врагов.
Уже выбравшись на крошащуюся под ногами черепицу, я успел заметить, как мой грозный напарник вскочил на ноги — а потом включил своё умение, которое меня искренне восхищало, закрутив молот над головой и став похожим на живой вертолёт. Враги, как брызги воды, разлетались от его ударов в стороны, а он упорно двигался к завалу, рассчитывая, видимо, что удастся перебраться и ещё повоевать. Но нет, он не успел… Чья-то глевия пробила броню со спины и вышла из его груди. Хотя гигант далеко не сразу остановился в своём смертоносном танце, но я видел, что он перестал смещаться — а просто убивает тех, кто подвернётся под руку. Нагибатор умирал — и только чудом продолжал бой. А ополченцы уже начинали отступать, закидывая факелами основание баррикады…
До торговой площади я добрался по крышам, прыгая с одной на другую через узкие улочки внутри квартала. Несколько раз я чуть не провалился в чердаки домов, но даже так перемещался быстрее, чем мог бы по улицам. Все подходы к воротам были запружены людьми. А я ничем не мог им помочь — только кричать, чтобы бросали добро и бежали к стенам, где ещё можно было забраться по верёвке.
Воевать в этой толчее было, откровенно говоря, бесполезно… Я спустился с крыш на землю и, увлекаемый потоком, начал двигаться к стене, где рассчитывал забраться внутрь. Люди вокруг остервенело работали локтями, ругались — и вообще делали всё, чтобы пробиться вперёд раньше соседей по очереди. Нашёлся даже один умник, который, увидев меня, принялся орать, чтоб я шёл и защищал его, бедного и несчастного, а не занимал здесь место. Я не стал выдумывать речь, а спросил только:
— В верхний Мыс торопишься?
— Мы все торопимся! — зло ответил тот, сверкнув на меня глазами.