Сейчас я рассказываю эту историю спокойно, а тогда чувствовала себя глубоко преданной. Да и сейчас чувствую.
Лиза хмурится.
– То есть?
– Она, наверное, забрала его из ящика и не послала.
– Ты ее об этом спрашивала?
– Да. Она сказала: «Лучше тебе не знать, Келси».
Воспоминание обжигает. Разочарование Ба. Загадочные, зловещие слова о Письме. Ощущение, что во мне, моем прошлом или моей семье скрывается что-то по-настоящему ужасное.
– Она права.
Я поворачиваюсь к Лизе и жду продолжения.
– Ба – твоя мать, Келси. Она тебя вырастила. Вот что важно. – Обычно грубая, Лиза кажется мягче. – Ты должна быть благодарна. Не всем так везет.
Я киваю.
– Я знаю. Ты права. Но иногда мне тяжело. Не знать… – Я провожу пальцами по рассыпающемуся камню и продолжаю тише: – Когда я была маленькой, я придумывала всякие истории про мое прошлое. О том, кто я такая.
– Типа, что тебя подменили при рождении?
Я смеюсь.
– Что-то в этом роде, да.
– Ну, Элизабет говорит, ты всегда была рассказчицей. – В ее тоне чувствуется снисходительность. – Всегда пыталась сбежать в свои книжки.
– Да, это бессмысленно. Кроме того, если моя мать от меня отказалась, стоит ли мне ее знать?
Она пожимает плечами, достает еще одну сигарету, зажигает.
– Почему ты об этом сейчас задумалась? У тебя и без того хлопот полон рот.
Тут она тоже права. Время, потраченное на размышления о моих биологических родителях или о выдуманном таинственном саде – это время, которое можно было бы потратить на решение нашей проблемы.