Отсутствие Анны

11. «Сто лет одиночества», Маркес

Ища на полках шкафа оставшиеся книги из списка, Марина чувствовала, как легкая дрожь гуляет по коже туда-сюда, как трясутся руки.

Найти остальные книги оказалось не так просто, как она ожидала. В списке значился «Гофман», и в шкафу она обнаружила четыре его книги – «Песочного человека» в темном переплете, «Житейские воззрения кота Мурра», выглядевшие новехонькими, «Ледяное сердце», совсем тонкую книжку с картинками, и еще одну, из той же серии, «Щелкунчика и мышиного короля». А она и не помнила, что «Щелкунчика» написал Гофман.

Потом она долго искала «Хазарский словарь» на полке со словарями и энциклопедиями, пока случайно не обнаружила его полкой выше. Кажется, когда-то она помнила, что это роман сербского писателя Павича, но давно забыла.

Марина вернулась со своей добычей на кухню, сварила кофе – он ей пригодился.

«Хазарский словарь» был не таким большим, как «Сто лет одиночества» или пресловутый «Дом, в котором…», поэтому Марина подумала, что справится быстро, но это впечатление оказалось обманчивым. То и дело она не удерживалась, соскальзывала в текст и увязала в нем, но не из-за его интересности, наоборот. Если где-то и была «топь», то здесь, под этой обложкой – трясина так и затягивала в целые абзацы околесицы, красивых слов, лодок и принцесс, хазар и дьяволов…

«Если кто-нибудь сейчас спросит меня, к чему столько игры, отвечу: я пытаюсь родиться заново, но только так, чтобы получилось лучше».

Она отложила книгу в сторону с облегчением.

Нужным ей из «Страшных рассказов» Э. А. По оказался рассказ «Сердце-Обличитель» – буква «о» была обведена прямо в названии, и это была уже вторая «о» в ее списке. Марина решила передохнуть, но вместо этого, поддавшись порыву, прочитала рассказ целиком. Как и «Хазарский словарь» до того, рассказ вызвал у нее только недоумение. Марина подумала, что раньше людей было куда проще напугать, если это считалось страшной историей. Она вспомнила, как шла за прямой спиной своего провожатого в глубину холодного коридора морга, вспомнила запах, который легко, очень легко воскресал теперь в памяти. Возможно, она могла бы попробовать написать собственную страшную историю. Но в ней не будет отрубленных ног и рук или трупов, спрятанных под половицами.

Стихи Э. А. По ей понравились больше, чем рассказы, – она прочитала несколько, пока высматривала темный глазок карандашного кружка, а потом запретила себе отвлекаться. Первые две строфы стихотворения «Мечты» на восемнадцатой странице были, в сущности, двумя огромными предложениями.

Но был ли бы этот, в долгой темнотеПрошедший, сон похож на грезы те,Какими в детстве был я счастлив? – (ИбоНебес прекрасней ждать сны не могли бы!)При летнем солнце я тонул в мечтах…О Красоте и о живых лучах;Я сердце отдал, с жаром неустанным,Моей фантазии далеким странамИ существам, что сотворил я сам…[2]

В «живых» буква «в» была подчеркнута, а не обведена, но карандаш оставался прежним.

Марина вернулась к салатовому стикеру. Теперь список выглядел так:

А – схватывается;

Т – достать;

О – вовремя;

Ь – начались;

Ю – смею;

Д – когда-нибудь;

П – показывать;

К – кто-нибудь;