Было неожиданно страшно идти одному; Кая и Ган пошли в разные стороны вдоль кромки леса, и стена дождя поглотила обоих бесшумно и мгновенно – теперь Артем не смог бы различить их, даже если бы захотел. Подбежав к подходящей с виду березе, он упал рядом с ней на колени, не щадя штанов, и замер в позе зародыша, тяжело дыша. Оставалось ждать – и считать – теперь молнии были всего в нескольких километрах, и он содрогнулся при мысли о том, сколько прорех они могли открыть. Пустоши были едва видны сквозь стену дождя, но Артем различил старое мертвое дерево, протягивающее изломанные ветки к небу в безмолвной и вечной мольбе. Это дерево осталось на пустошах в одиночестве – словно в насмешку.
Вжавшись в землю всем телом, Артем натянул на голову капюшон. Дождь мял ему спину, как огромный тяжелый кот. Он подумал о Кае. Достаточно ли надежно ее укрытие? Напугана ли так же сильно или ей не привыкать? Он ни разу не слышал, чтобы она когда-то попадала в грозу. Да, было много вещей, о которых не следовало думать, например, твари из прорех, возможно, поджидавшие впереди. Будут ли они слишком ошеломлены, чтобы сразу начать охоту, или тут же ринутся искать жертву?
Сердце Артема стучало как бешеное, и он вдруг почувствовал, что теряет сознание от страха и напряжения. Он не знал, сколько времени прошло, но постепенно ощутил, как дождь стихает. Вода шумела все тише и тише, а потом умолкла совсем. Ничто не напоминало о буре, кроме мерно падающих редких капель.
Артем медленно поднял голову, с трудом разогнул онемевшее тело, огляделся. Справа от него, шагах в пятидесяти, растирала затекшие ноги Кая, прятавшаяся под березой даже ниже его собственной, и он ощутил волну облегчения. Гана пока что нигде не было видно, но за него Артем не беспокоился.
Он уже собирался подойти к Кае и спросить, все ли в порядке, когда в одинокое дерево ударила последняя молния – прощальный подарок бури. Кая охнула и упала на землю, перекатилась и рывком подняла арбалет к плечу. Откуда-то со стороны леса к ним бежал Ган с арбалетом наперевес. Артем сделал несколько шагов в сторону – что бы ни вылезло из прорехи, он точно не был готов с этим встретиться.
Прореха искрила, мерцала и была бы красивой, не будь она такой смертоносной. Воздух по краям от нее плавился, как в сильную жару, и казался раскаленным даже издалека. Сама прореха, похожая на разрыв в листе бумаги, пробитый сильным ударом, была то лиловато-синей, то медово-золотистой, то почти черной – цвета менялись, перетекая из одного в другой. Артему показалось, что внутри прорехи что-то шевелится, пытаясь вырваться на свободу, словно она была гигантской утробой, готовившейся с минуты на минуту выпустить в мир чудовищное дитя. Краем глаза он увидел, как Ган остановился между ним и Каей, прицелился в центр прорехи и выпустил стрелу. Стрела пронзила прореху насквозь и вылетела с обратной стороны, не причинив тому, кто собирался родиться, никакого вреда. Ган, не мешкая, наложил следующую стрелу, а потом прореха содрогнулась, изогнулась в чудовищной схватке, и на землю выпал извергнутый ею… Человек.
На нем была одежда, какой Артем никогда прежде не видел – разве что на картинках. Черненая кольчуга, круглый железный шлем, украшенный мелкими зелеными камушками, темная рубаха. Человек, приземлившийся на четвереньки (прореха у него за спиной схлопнулась со звуком, похожим на удовлетворенное ворчание насытившегося зверя), поднял голову, и Артем увидел, что его лицо испещрено чудовищными шрамами. Увидев онемевших от неожиданности ребят, человек попытался улыбнуться, и улыбка на этом искаженном старыми ранами лице сделала его еще страшнее.
Артем так и не узнал, выпустил бы Ган стрелу в незнакомца или нет… потому что спустя мгновение они услышали чудовищный рев со стороны леса. Артем похолодел – этот рев был тем же, что они с Каей слышали в канализационных трубах на пути из города Тени. Он резко обернулся к Кае – она побелела как бумага. Один лишь Ган не обратил никакого внимания на рев, продолжая целиться в пришельца из прорехи, и только бросил Кае:
– Давай, прикрой меня…
Но это не понадобилось – в следующий миг сбоку из леса появился Тень, и теперь даже Кая не смогла бы усомниться в его абсолютной и неоспоримой реальности.
Прежде, представляя его себе, Артем воображал нечто прозрачное, почти бесплотное. Реальный Тень действительно был бесплотен – и не бесплотен одновременно, и Артем никогда не сумел бы объяснить, как это возможно. Темный, почти черный, Тень не бежал, не летел – скорее плавно и очень быстро перетекал с места на место, как будто исчезал и тут же появлялся. Это происходило так быстро, что человеческому глазу было не уловить. Его чернота была и плотной, и прозрачной – казалось, контуры чудовищного тела были зыбкими, как контуры прорехи или пламя, но в то же время Артем различил тусклые чешуйки, покрывающие тело, змеящийся бесчисленными кольцами длинный хвост и что-то вроде твердых перьев, обрамлявших шею. У Тени было четыре конечности, но Артем никак не мог разобрать, передвигается он на всех или лишь на двух, – тело Тени изгибалось, дробилось и парило. Эти движения были настолько чужды представлениям человека о возможном, что у Артема закружилась голова. Ему казалось, что если он заглянет в глаза Тени, то умрет от страха, и все же он не удержался и посмотрел прямо в скопление тьмы, клубящейся над шеей там, где должно было быть лицо или морда.
Глаз не было. Артем различил пасть, полную длинных и острых клыков; ему показалось, что он чувствует запах гнили, хотя это, разумеется, было только игрой воображения – тварь все еще находилась слишком далеко, чтобы что-то учуять. Над пастью беспрестанно двигались тонкие ноздри, а над ними не было ничего – только темные провалы, похожие на водовороты. Артему показалось, что он закричал – громко, жалобно, но позднее Кая говорила, что он не издал ни звука – просто стоял как вкопанный, глядя, как Тень приближается. Ган среагировал лучше – мгновенно оценив ситуацию, выпустил стрелу, предназначавшуюся человеку из прорехи, в Тень, целясь в то, что должно было быть лицом… Стрела летела метко и, стреляй Ган в зверя или человека, непременно попала бы в цель, но Тень не был ни человеком, ни зверем. Изящно крутанулся хвост – Тень сделал грациозный круг вокруг стрелы и продолжил двигаться вперед – быстро, неумолимо. Еще одна стрела безуспешно чиркнула его по боку – на сей раз выпущенная Каей. Никто из них не успел сделать больше ни одного выстрела, потому что, промчавшись между ними подобно темному вихрю урагана, Тень всем своим чудовищным телом врезался в человека из прорехи, все это время таращившего на него глаза и, видимо, ошарашенного не меньше Артема. Человек успел издать всего один крик – неожиданно тонкий, высокий, похожий на заячий, а потом его краткое пребывание в этом мире закончилось. Крик погас, словно одним быстрым и деловитым движением потушили огонек свечи. А потом раздались чудовищные звуки – Тень ел.
Первым вышел из оцепенения Ган.
– Быстро в чащу! – скомандовал он, хватая онемевшую от страха и отвращения Каю. – Живо!
Кая схватила за руку Артема и поволокла за собой. Возможно, это спасло ему жизнь – позднее он не раз с содроганием думал, что так и стоял бы на месте, тупо глядя в одну точку и дожидаясь, пока Тень окончит трапезу… и заметит его.
Они пересекли опушку бегом, держась за руки, как дети, заблудившиеся в лесу. Ган крепко сжимал руку Каи, она – Артема.
Их миновали лесной пожар, твари из прорех и панически спасавшиеся от бури хищники – это казалось бы везением на грани чуда, если бы Артем не помнил, чему только что стал свидетелем. Все это время, начиная с города Тени, тварь следовала за ними. Тень мог убить их в любой момент и сделал бы это играючи, но появился только сейчас.
Долгое время они не осмеливались выходить из леса, вздрагивая от каждого шороха, пристально всматриваясь в темноту. Они почти не разговаривали, но Артем был уверен, что он не единственный, кого преследует неприятное чувство, что за ними наблюдают. С час они скрывались в тени деревьев, не отрывая взглядов от путаницы ветвей, за которыми была пустошь.
Тень не пришел за ними. Когда они наконец осмелились выйти из леса, он уже покинул пустошь. Издалека Артем разглядел темное пятно, едва различимое в неярком свете луны, вышедшей на небо. Он отвернулся. Ни Кая, ни Ган не предложили подойти ближе и посмотреть, во что превратился пришелец из прорехи.
Ночевать неподалеку от того, что от него осталось, не хотелось никому. Они тронулись вперед, медленно, старательно выбирая дорогу – слишком велика была опасность угодить ногой в нору или выбоину в темноте. Все молчали. В голове Артема роилась сотня вопросов, но ему не хотелось первым начинать разговор.