– Земля – барона, дом – барона, здесь все барона, и платить вам придется, – твердо говорил солдат.
– Ну что ж, – согласился пузатый плотник, – это справедливо. А сколько платить? А то трактирщик дерет – Бога не ведает.
– Барон наш трактирщику не чета, втридорога драть не будет. Полкрейцера в день пойдет? – спросил Волков.
– Крейцер, – произнес Крутец, – трактирщик берет полкрейцера в день с человека за то, что разрешает спать на полу вповалку.
– Полкрейцера с человека? – удивился Волков.
– Жид не мелочится, – усмехнулся управляющий, – восхищаюсь им, он только за постой полталера в день получает.
– Да не может быть, – усомнился солдат.
– Готов биться об заклад, – настаивал молодой управляющий.
Солдат не ответил, спорить он не собирался, но подумал, что трактирщика надо навестить.
– Раз так, господин, то мы согласны, – сказал пузатый плотник и полез в кошель.
– Быстро согласились, – произнес Крутец, – надо было больше просить.
Остальные дома, занятые пришлыми, Волков объезжать не стал, велел только стражникам поехать с управляющим. Сам же направился в замок и решил заняться собой. В последнее время он зарос, толком не мылся, ходил в несвежей одежде. В гвардии такое было недопустимо. В донжоне нашел дворовых мужиков и велел им греть воду. Сам лежал на лавке, а когда вода согрелась, стал мыться прямо во дворе. Одна из прачек помогала ему, а потом бараньими ножницами стригла. Тем временем Ёган принес целый ворох одежды. Когда туалет был закончен, пришли монах со стражником и принесли целый горшочек с серебром и медью. Монах был взволнован.
– Девятнадцать талеров без малости, – пришепетывал он в благоговении от такой кучи денег.
– Сержант, – потряхивая горшком, говорил Волков, – со старосты кандалы снять, семью его выпустить. Еду давать добрую, как всем дворовым.
– Да, господин, – говорил сержант.
А следующий день начинался с большой суеты. Надо было выбирать старосту в Рютте. Все мужики могли участвовать в выборах, и должен был присутствовать барон. Барон нехотя согласился, но настоял на том, что он будет только на утверждении старосты, а слушать склоки ему недосуг. Стали собирать народ, на церкви ударили в колокол. Люди собрались, и как только управляющий Крутец объявил о выборах, началась ругань. Сразу дружно заговорили десятки голосов. Мужики стали орать, пихаться, но больше всех огня добавляли склочные бабенки. Волков пытался установить порядок, но даже перекричать никого не смог. Плюнул, отъехал в сторону, а ругань в деревне шла, хотя до драк не доходило. То и дело зычным голосом поп призывал всех к порядку, а стражники вмешивались и тумаками успокаивали самых рьяных.
Тем не менее старосту выбрали. Он был молод, грамотен и богобоязнен – сын диакона, а заодно и звонарь. Наконец послали за бароном, который приехал и утвердил нового старосту. Люд стал расходиться, а Крутец и Волков начали давать новому старосте указания. Молодой человек кивал ошарашенно, так как еще не пришел в себя от свалившейся на него ответственности.
– Ты б записывал, – говорил Волков.
– Я запомню, господин, – хлопал рыжими ресницами новый староста.
– Наперво осмотри все дома, что после чумы пустуют. Заодно пересчитай пришлых, что в них проживают. Соберешь с них деньгу, отдашь управляющему. Кто деньгу давать не будет – о таких сообщишь сержанту.