Красиво, но скромно – куда скромнее, чем обычно на дворцовых празднествах, скромнее, чем прилично случаю.
Корадела спешила. Договор состоится сегодня же, и уже вскоре – может быть, завтра сыграют свадьбу. Мать должна будет действовать быстро, чтобы отец не успел помешать её плану. Строжайшая секретность – миф, особенно когда речь идёт о дворце. Надеяться на то, что никто не доложит владетелю о готовящемся браке, глупо. А Корадела не глупа – именно поэтому появление непредусмотренных протоколом служителей её не слишком напугало.
Мать наверняка понимала, что кто-то из шпионов владетеля уже на пути в Парящий порт с вестью о готовящейся свадьбе. Служители – даже если кто-то из них и отнесётся к помолвке неодобрительно – ничего здесь особенно не меняли.
И без их вмешательства ничто не помешает отцовским шпионам доставить ему весть так скоро, как возможно… Разве что мать уже отправила кого-то из своих людей вслед. Омилия поёжилась. Очень может быть, что именно так Корадела и поступила.
Не об этом сейчас ей стоило думать.
– Вы волнуетесь? – шепнул Дерек, и волна его жаркого дыхания обдала её ухо. От него пахло свежестью. Он, должно быть, долго полоскал рот мятой, прежде чем прийти к ней, и почему-то это показалось Омилии отвратительным.
Она вспомнила запах Унельма – запах кожи и пыли, ветра и новенькой колоды карт.
– Просто умираю от волнения.
– Я тоже, – радостно затараторил он, и, не вслушиваясь в продолжение, Омилия тихо вздохнула – и поймала взгляд Биркера, который усмехался со своего кресла, глядя на неё. Она грозно нахмурилась – кто-то мог увидеть, – и брат тут же уронил подбородок на грудь с видом величайшего изнеможения.
Вслед за матерью и Биркером, подобрав синие юбки, Омилия поднялась на небольшой помост, где ждали своего часа символическая земля в золочёном горшке, острый нож с рукоятью, инкрустированной сапфирами. Ещё одно грубейшее нарушение традиций – мать отдавала дочь будущему супругу, умастив её лоб собственной кровью, только если отца не было в живых или очень веские причины мешали ему присутствовать на обряде.
Впрочем, возможно, служитель Харстед согласился с тем, что причины достаточно веские.
Ещё бы. Если Корадела лишится влияния при дворе – кто знает, что будет с ним самим? Отцу, в отличие от матери, идея возвращения прежнего влияния храмовым служителям была не слишком близка… а должность главного служителя – не пожизненная.
Перед помостом собрались динны из доверенных лиц матери, законники, готовые засвидетельствовать свершившуюся сделку, члены семьи Раллеми – и служители, сгрудившиеся у кресла Биркера.
Никаких газетчиков – в обычных обстоятельствах Корадела приказала бы явиться им всем, но это явно откладывалось до свадьбы.
Служитель Харстед привёл на помост отца Дерека – плотного, даже тучного мужчину с крохотными кабаньими глазками. Видимо, Дерек пошёл в мать – невысокую улыбчивую женщину с открытым, приятным лицом. А может, в возрасте отца вот так же раздастся в ширь.
Служитель Харстед откашлялся.
– Приветствую всех от лица Мира и Души… Мы собрались здесь, чтобы…
Омилия крепко сжала в кулак левую руку, чувствуя, как немеет правая, прижатая к боку неугомонным Раллеми.
Жаль, что открытка Ульма сгорела – сейчас хорошо было бы коснуться её на удачу, почувствовать слегка выпуклые строки под пальцами. Гладя их в первый раз, Омилия закрыла глаза и представила себе, что обречена жить в вечном мраке. Она несколько минут обходила букву пальцами, представляя себе, что обречена узнавать их вот так, на ощупь, затверживая очертания каждой наизусть…
Над головой – белая лента на ярко-синем фоне. Летит паритель – не к месту она вспомнила предложение Унельма, его сбивчивые, безумные слова. Если бы он не предал её доверие – могла бы она согласиться?