В итоге я выбираю бельгийскую кремовую бумагу верже́. На такой писали при дворах королевской Европы еще в глубоком Средневековье. На бумаге верже, если приглядеться, можно различить следы от проволоки, которой ее скрепляли во время прессовки, — тонкие параллельные линии, чуть продавливающие текстуру, из-за чего поверхность листа кажется слегка неровной, а белизна его подернута странными тенями, похожими на силуэты застывших волн. Когда держишь эту бумагу в пальцах, от нее так и веет мягкостью и теплотой. Для настроения, которое хочет передать Сонода-сан, — вариант оптимальный.
Формат письма — скорее открытка в конверте. Письмо в две-три страницы наверняка покажется Сакуре-сан слишком многозначительным. Но если послать открытку саму по себе, ее запросто может прочесть кто-нибудь третий! А чувства Соноды-сан настолько беспечными не назовешь… Так что да, лучше всего вложить открытку в конверт, чтобы и посторонний не прочитал, и та, кому это пишется, не восприняла все слишком серьезно.
Цвет чернил — однозначно сепия. После первой же беседы с Сонодой-сан именно сепия не выходит у меня из головы.
Откупорив флакон, погружаю туда кисть. В тот же миг канавки вокруг стеклянного кончика вбирают в себя чернила и прозрачное стекло окрашивается цветом пожухлой листвы.
Первым делом на лицевой стороне открытки я прописываю обращение:
さくら様・・・
Отложив кисть, дожидаюсь, когда чернила на открытке подсохнут.
Чтобы написать эти два слова именно так, мне пришлось решить весьма непростую головоломку: которой же из двух «сакур» к ней лучше обращаться? Какими иероглифами? По имени Са́кура — Госпожа Вишневое Дерево? Или все же по фамилии Са́-Кура́ — Госпожа Запасной Амбар? А может, чтобы не попасть впросак, совсем официально — Госпожа Са́кура Сакура́?
佐倉桜様 —
Но сплошной частокол иероглифов читается тяжело. Да и последнее «-са́ма» выглядит так, будто это тоже часть имени… Может, хотя бы его прописать хираганой?
Конечно, на официальном уровне «-са́ма», прописанное буквами, может восприниматься как пренебрежение — этакий взгляд на собеседника сверху вниз. Но если между пишущим и читающим уже возникли неформальные отношения, тогда, напротив, ничего, кроме дружелюбия, такое написание не выражает, разве не так?
Я прописала в черновиках все возможные варианты.
佐倉さま —
桜さま —
佐倉桜さま —
И убедилась: э, нет. Все-таки «-сама», прописанное иероглифом, куда лучше передает возвышенность чувств, которые питает к этой женщине Сонода-сан… А вот слово «Сакура» для пущей легкости лучше изобразить порхающей хираганой. И предоставить Сакуре-сан свободу самой решать — имя это или фамилия. Почему бы и нет? Галантный жест широкой души!
Надпись «Сакура-сама» с лицевой стороны высыхает, и я осторожно переворачиваю открытку. В целом я представляю, что писать, и без всяких черновиков. Это будет импровизация. Но не длинная, на две или три страницы, а мимолетная, как вдох и выдох. Задумчивый вздох, который я воспроизведу на изнанке этой открытки как можно элегантнее. И который, пожалуй, выразит настроение Соноды-сан полнее всего.
Выровняв дыхание, я вновь обмакиваю в сепию кисть. А затем перевоплощаюсь в человека по имени Сонода и вызываю в сердце лучшие слова, которыми он мог бы пожелать счастья Сакуре-сан.
Острый кончик скользит по бумаге свободно и гладко — с особым, чуть скрипучим шепотком. Не встречая ни малейших препятствий, стеклянная кисть вытанцовывает на бумаге мудреные па — жизнерадостно, как опытная фигуристка на белом сияющем льду в лучах рассветного солнца.