— Да, но только с утра. А к вечеру пошла прогуляться и добралась досюда. Я-то сама алкоголя не пью. Но здесь просто хмелею от самой атмосферы…
Теперь, за стойкой в баре, Панти выглядела еще соблазнительнее, чем обычно. Ее длинные точеные ножки постоянно пританцовывали, будто стрелки компаса, не способные замереть ни на секунду.
— Слушай… А давай как-нибудь вместе хлеб испечем?
Судя по голосу, Панти и правда уже захмелела. Чтобы не терять с ней контакта, отвечаю так же расслабленно:
— Конечно, давай! Только я хлеба никогда не пекла. Но тот, что ты приносила, — просто необыкновенный!
И это была чистая правда. Хлеб Панти я тогда смела в один присест и даже забыла поблагодарить ее за угощение.
Заметив, что Барон начал заматывать шею шарфом, я наскоро попрощалась с Панти.
Мы вышли из бара, перешли улицу на светофоре.
— Поздно уже, — сказал Барон. — Давай-ка отвезу тебя на такси.
Не дожидаясь моего ответа, он тут же остановил такси и полез в салон первым.
Такси понесло нас в сторону храма Хатимана. Я сказала водителю, что могу выйти и на Камакура-гу, но он любезно довез меня, петляя по закоулкам, до самых дверей «Канцтоваров Цубаки».
— Большое вам спасибо! — сказала я Барону, выходя из машины. — Спокойной ночи!
— Снов! — только и буркнул он. Дверь захлопнулась, и такси унеслось в темноту.
Вернувшись домой, я сложила ладони перед алтарем.
Я думала, что в детстве останусь одна, но все было не так просто. Родила меня мама, это понятно. А другая женщина спасла меня от голодной смерти, выкормив своим молоком. И этого бы не случилось, когда бы меня не оберегала моя Наставница.
Я безмерно, до глубины души благодарна всем, кто меня родил, оберегал и воспитывал. Но в их ряду Наставница занимает особую роль. Насколько я помню, она была первым человеком, который улыбнулся, глядя мне прямо в глаза.
В своем строгом кимоно она держалась неизменно подтянуто, а взгляд ее из-за роговой оправы очков оставался всегда суров. Единственным местом, где она позволяла себе расслабиться, была веранда. Там она иногда курила. Но в такие минуты я не смела к ней даже приблизиться.
И хотя до тех пор на ее лице я привыкла видеть лишь строгость и напряжение, почему-то именно в тот вечер она улыбалась радостно и светло.
А на следующей неделе случилось вот что.
В «Канцтовары Цубаки» вдруг заявилась странная женщина.