Эта женщина стыдилась показывать людям свой почерк. Для нее это было еще ужасней, чем оказаться на людях голой. Можно представить, чего стоило этой бедняжке собраться с силами и все-таки прийти сюда! Мне захотелось помочь ей. Очень уж искренне и растерянно она поведала мне свои страхи при первой встрече.
Звали ее Карэ́н.
— На самом деле там иероглифы «цветок» и «лотос» (花蓮). Но я никак не могу это написать красиво, так что пишу свое имя ката́каной, как иностранное… Да, моя ката́кана тоже каракули, но хотя бы не такой кошмар!
В первый раз в жизни я подумала: а ведь людям, умеющим писать красиво, даже неведомы адские муки тех бедолаг, чей почерк и вправду ужасен!
— Кем же вы работаете, Карэн-сан?
— Бортпроводницей. На международных рейсах, — прощебетала она. — Вообще-то я хотела стать школьным учителем. Но как представила, что придется писать своим почерком на глазах у детей… Нет уж, ничего у меня не выйдет, решила я, да и махнула рукой. Так и живу, стараюсь при живых людях вообще ничего не писать. А уж при покойниках… И на свадьбы потому не хожу, и на похороны. Когда приглашают, отказываюсь изо всех сил. Наверное, еще и поэтому… когда напрягаюсь, у меня буквы дрожать начинают!
— Ну еще бы! — поддакнула я. Ничего более подходящего мне в голову не пришло.
А что тут скажешь? День ото дня мы все реже пишем что-либо от руки. Наставница, упоминая об этом, всегда недовольно сдвигала брови. И тем не менее даже людям с такими проблемами, как у Карэн, иногда все-таки приходится писать рукой. В тех ситуациях, когда телефонные сообщения не спасают.
Карэн совсем помрачнела.
— На самом деле я хотела попросить вас… написать за меня кое-что. Дело в том, что матушка очень педантична во всем, что касается писем… «Матушка» — это моя свекровь.
Она тяжело вздохнула. Я молча ждала, что дальше.
— Родители постоянно беспокоились по поводу моего почерка. С детства занимались со мной, даже отправляли в коррекционную школу. Бесполезно. Скорее всего, у меня что-то с мозгом. Не могу укладывать знаки в определенные кем-то формы. Так что даже резюме за меня всегда писала мама. Ну, кое-как пережили ту бурю… А когда я встретилась с моим нынешним мужем, страшно напряглась. Потому что из-за моих каракулей меня уже не раз отвергали. И, чтобы не пришлось потом сожалеть, решила ему открыться. Показала, как я пишу, и спросила: ну что, ты готов жить с таким кошмаром? Вот с того разговора у нас все серьезно и началось.
— Значит, у вас очень добрый муж? — уточнила я.
Карэн смущенно улыбнулась.
— А он мне ответил, что в таком редчайшем и совершенном создании, как я, просто обязан быть какой-нибудь недостаток. И что я своим признанием, напротив, здорово его успокоила. Эти его слова просто спасли меня! Не хватало еще, чтобы из-за проклятого почерка рушилось семейное счастье…
— Да уж! С супругом вам повезло, — согласилась я.
Что еще тут сказать? Сегодня мужей, прощающих своим женам их недостатки, почти не бывает. Зато очень многие в ссоре разят своих близких именно туда, где всего больней.
— Только все упирается в
— С родной матерью у меня все отлично, а вот у свекрови характер жесткий. Когда отдыхали с мужем за границей, поздравили ее с чем-то просто по мейлу — такой скандал закатила! С тех пор к Рождеству, дням ее рождения и так далее сидим, надписываем открытки как миленькие… Свекровь считает, что ужасный почерк — это что-то вроде проклятия или скверны, которые можно снять, если постараться. Записала меня, не спросясь, на какие-то очередные курсы. Но я же работаю, когда мне на них ходить? Да и сколько их уже было? Эту болезнь никакими курсами не вылечить! Но матушка настаивает, чтобы я все равно там занималась…
— М-да… — протянула я. — Кошмар какой-то.