Сначала я приняла ее за киноактрису. Высокая, элегантная, от лица просто глаз не отвести. Осанка, мимика, манера держаться — буквально все в этой женщине дышало поразительной красотой и ухоженностью высочайшей пробы.
«Может, на соседней улице снимают кино? — подумала я. — И звезда экрана в свободное время решила прогуляться по окрестностям и заглянула в „Канцтовары Цубаки“?»
Когда же я поняла, что все это мне просто снится, женщина посмотрела мне прямо в глаза и сказала:
— Я — сплошная кара́куля!
Она шагнула ко мне, и на меня пахнуло сладким букетом из ароматов персика, клубники, ванили и корицы одновременно.
— Кара… куля? — повторила я как попугай, ибо никогда еще такого слова не слышала. Какое-то редкое имя? А может, под этим мудреным словом скрывается что-нибудь неприятное — скажем, болезнь? Но зачем приходить с болезнями в магазинчик канцтоваров?
Пока я соображала, что на это сказать, женщина вздохнула и добавила:
— И поэтому у меня совершенно чудовищный почерк!
На вид ей было лет двадцать пять, максимум тридцать. Почерк человека — это он сам. Так мне часто повторяла Наставница. Дескать, посмотрев внимательно на чье-то письмо, можно понять, что за человек его написал.
Но я была уверена: эта красавица просто наговаривает на себя из скромности. Люди вокруг постоянно жалуются на свой почерк, а посмотришь — ничего страшного, просто у каждого свои индивидуальные особенности. Таких примеров сколько угодно!
— Я так и знала, что вы не поверите! — продолжала женщина. — Поэтому написала все пятьдесят знаков хираганы. Вот они… Мне очень стыдно, но вы непременно должны их увидеть! И тогда поймете, что у меня за беда…
Со слезами на глазах она сняла с плеча сумку, достала оттуда пакет. В каждом ее движении сквозили грация и достоинство. Я даже подумала, что подобной красоты можно достичь только чудом — например, если лебедя превратить в человека…
Но увы. От того, что я увидела, у меня действительно отнялся язык. Да что язык! Меня зашатало из стороны в сторону и замутило так, что едва не вырвало. Бедная женщина оказалась права.
— А ведь я старалась изо всех сил! — всхлипывала она. — Выписывала как можно красивее… Вот, посмотрите — это же первые буквы нашего алфавита!
Как ей можно помочь — я понятия не имела. Интересно, чем бы на моем месте утешила эту бедняжку закаленная в боях Наставница?
— Я налью чаю, хорошо?
Только спокойствие, решила я и вышла в подсобку.
Печка в «Цубаки» теперь наконец работала, да еще как. Отчаявшись что-либо починить, я решила задействовать древнюю цилиндрическую керосинку, которой Наставница пользовалась, когда меня и на свете не было, и на которой теперь кипятился огромный, всегда горячий металлический чайник.
Я как раз пополнила запасы чая с ю́дзу[58], поэтому тут же, плеснув кипятку, заварила его и разлила по чашкам для кафе-о-ле. Как же здорово, когда в холода можно заваривать чай, не отходя от кассы и не бегая на кухню вглубь дома…
Мы пили цитрусовый чай, и я снова, уже подробнее, слушала ее историю.