Кровать скрипнула – это Жанетта встала и вышла из комнаты. Хэл стал погружаться в сон, но был разбужен ее возвращением. Она стояла над ним со стаканом в руке.
– Хочешь глотнуть, Хэл? – спросила она.
– Великий Сигмен, ты что, не понимаешь? – Ярость, будто пружина, распрямила его тело, он сел. – Ты не поняла, с чего меня мутит? Я эту дрянь на дух не выношу, меня от нее выворачивает! И ты мне ее суешь? Да что за идиотка!
Глаза у Жанетты распахнулись, кровь отлила от лица, и губы казались красной лунной дорожкой на белом озере. Ее рука задрожала, из стакана плеснуло на пол.
– Но я… – задохнулась она, – я думала… ты сказал, что нормально себя чувствуешь. Поэтому… я думала, что ты хочешь лечь со мной.
Ярроу застонал, закрыл глаза, лег, стараясь максимально комфортно поместить свое усталое тело в кровати. О Сигмен, неужели эта девушка воспринимает все так… буквально? С ней придется повозиться, им предстоят долгие, да, очень долгие часы обучения. Не выдохнись он сейчас до последнего предела, его бы шокировало ее открытое предложение – совсем как Алая Жена в «Западном Талмуде» соблазняла Предтечу.
Но он не чувствовал себя шокированным. И более того, тихий внутренний голос нашептывал, что она лишь высказала посредством грубых и непроизносимых слов то, что он в сердце своем планировал все это время.
Да, но
Его мысли разлетелись от звона разбитого стакана, он резко сел.
Жанетта стояла с перекошенным лицом, красивые губы тряслись, слезы бежали из глаз. Рука у нее была пуста, а на стене расплылось мокрое пятно, с которого на пол скатывались капли.
– Я думала, ты любишь меня! – крикнула она.
Он глупо заморгал, не зная, что сказать. Жанетта резко повернулась и вышла из комнаты.
Слышно было, как она прошла в прихожую, громко рыдая. Не в силах выдержать этот звук, он вскочил и бросился вслед за ней. Ему говорили, что комнаты звуконепроницаемы, но кто знает? Вдруг ее услышат?
Но в любом случае что-то она в нем сдвинула, и это следовало вернуть на место.
Войдя в прихожую, он увидел, что ее лицо стало белым как лист бумаги – белым и невыразимо печальным. Какое-то время он постоял молча, желая что-то сказать, но не мог подобрать слова, потому что никогда раньше не сталкивался с такой задачей. Гавайские женщины плачут редко, и лишь тогда, когда никто их не видит.
Он очутился рядом, положил руку на ее нежное плечо.
– Жанетта!
Она быстро обернулась, припала черными волосами к его груди, и произнесла, борясь с рыданием:
– Мне показалось, что ты меня не любишь. Что за невыносимая мысль! После всего, что со мной было…
– Ну, Жанетта… я же не… я не хотел…