Сто лет одиночества

22
18
20
22
24
26
28
30

Он лег на спину в гамак, заложил руки за голову и, закрыв глаза, часто, зло задышал. Боль стала утихать. Когда он снова открыл глаза, падре Анхель сидел рядом и молча на него смотрел.

– Что привело вас в сию обитель? — спросил алькальд.

– Сесар Монтеро, — без обиняков сказал падре. — Этот человек нуждается в исповеди.

– Он изолирован, — сказал алькальд. — Завтра, после первого же допроса, можете его исповедать. В понедельник нужно его отправить.

– Он уже сорок восемь часов… — начал падре.

– А я с этим зубом — две недели, — оборвал его алькальд.

В комнате, где уже начинали жужжать москиты, было темно. Падре Анхель посмотрел в окно и увидел, что над рекой плывет яркое розовое облако.

– А как его кормят?

Алькальд спрыгнул с гамака и закрыл балконную дверь.

– Я свой долг выполнил, — ответил он. — Он не хочет, чтобы беспокоили его жену, и в то же время не ест пищу из гостиницы.

Он стал опрыскивать комнату инсектицидом. Падре поискал в кармане платок, чтобы прикрыть нос, но вместо платка нащупал смятое письмо.

– Ой! — воскликнул он и начал разглаживать его пальцами.

Алькальд прервал опрыскивание. Падре зажал нос, но это не помогло: он чихнул два раза.

– Чихайте, падре, — сказал ему алькальд. И, улыбнувшись, добавил: — У нас демократия.

Падре Анхель тоже улыбнулся, а потом сказал, показывая запечатанный конверт:

– Забыл отправить.

Он нашел платок в рукаве и, по-прежнему думая о Сесаре Монтеро, высморкал раздраженный инсектицидом нос.

– Как будто его посадили на хлеб и воду, — сказал он.

– Если это ему правится… — отозвался алькальд. — Мы не можем кормить насильно.

– Меня больше всего заботит его совесть, — сказал падре.