– Просто сделай, не надо болтать лишнего.
Пока сын месил тесто, я огляделся: перед навесом все было открыто, за ним – закрыто, от помоста до него было довольно далеко. Прекрасно, это как раз то, что мне и было нужно. Пол был устлан неплохо, на мягкой пшеничной соломе лежали золотистые тростниковые циновки. От свежей соломы и новых циновок исходил приятный аромат. Мое сандаловое кресло было поставлено посередине навеса, уже ждало, когда я в него сяду. Подошел я к большому котлу, опустил в него сандаловые колышки в форме мечей, и из котла сразу поднялся аромат сандала. Стоит положить сандал в масло, он погружается на дно, и на поверхности торчит лишь квадратное охвостье. Говорят, варить его нужно три дня и три ночи, но сейчас на это нет времени. Поварим один день и одну ночь – все равно сгодится. На самом деле эти гладкие сандаловые колышки и без варки в масле не впитывают кровь. Тебе тоже повезло, свояк, что такое орудие казни используется. Я уселся в кресло и стал смотреть, как клонится к западу красный шар солнца, как опускаются сумерки. В вечерней мгле воздвигнутый на толстых бревнах красной сосны помост казался мрачным и внушал страх, как застывший лик великого небожителя. Уездный начальник и впрямь потрудился на славу. Помост внушительный, окружен дымкой, на него спускаются облака. Что ж, уездный Цянь, тебе дорога в министерство общественных работ обеспечена, ты горы свернешь, управляя большими стройками, нечего зарывать свои таланты в крошечном уезде Гаоми. А ты, свояк Сунь Бин, тоже, считай, в нашем северо-восточном крае персона немалого масштаба. Хоть я тебя не очень жалую, но понимаю, что ты – личность незаурядная, если тебя не уничтожить, то обязательно придумаешь себе новую затею, и тогда нам никто из живых и никто из бессмертных уже не помогут. Лишь такая сандаловая казнь, лишь такой помост подходят тебе. Эх, Сунь Бин, повезло тебе в прошлой жизни, заявил о себе ты громко, вот и попал ты ко мне в руки, вот и пришло тебе время прославиться на многие годы, оставить навеки славу о себе!
– Отец, – с восторгом возгласил у меня за спиной сын, держа кусок теста величиной с шлифовальный круг, – тесто готово.
Вот негодник, весь мешок муки замешал. Ну и ладно, завтра нам предстоит действительно тяжелый труд, животы пустые нам ни к чему. Я отщипнул кусок теста, вытянул в полоску и бросил в кипящий котел с кунжутным маслом. Тесто сразу завертелось там, как угорь на последнем издыхании. Сын радостно запрыгал, хлопая в ладоши:
– Хворост! Хворост!
Мы с сыном стали одна за другой бросать полоски теста в котел. Они сначала уходили на дно, но быстро всплывали и начинали крутиться вокруг сандаловых колышков. Я жарил тесто в масле, чтобы колышки немного пропитались полезными свойствами мучного. Я знал, что колышки пройдут через задний проход Сунь Бина, потом пронзят все его тело. После купаний с кусочками теста колышки даже еще немного подпитают Сунь Бина. Вокруг разнесся аромат хвороста, и скоро кушанье было готово. Я принялся вынимать полоски теста щипцами с длинными ручками.
– Ешь, сынок. – Опершись спиной о навес, сын откусил обжигающую рот полоску, набил полные щеки, и на лице у него разлилось удовольствие. Я взял одну полоску и тоже стал неторопливо смаковать. Лакомство получилось необычным; от него пахло сандалом, от него пахло Буддой. Получив от Старой Будды сандаловые четки, я долгое время постился. В очаге пылали сосновые дрова, клокотал котел с маслом. Поев, я отрезал пару кусков говядины величиной с кулак и снова бросил в котел. Это я сделал для того, чтобы сандаловые колышки, напитавшись духом зерновых, пропитались еще и духом мяса, от него дерево станет еще мягче. Все для свояка! Подошедший сын пробубнил:
– Отец, я мяса хочу.
Я с любовью взглянул на него:
– Это мясо есть нельзя, сынок, погоди немного, из малого котла поешь. После казни этого твоего тестя, что арии свои кошачьи горланит, ты будешь, как говорится, мясо есть, а он будет молчать, будто отвар пьет.
Ко мне подбежал за дальнейшими указаниями лукавый лицемер, начальник управских служителей Сун Третий. Он раболепствовал передо мной, холуйская душа, словно перед важным начальником. Я, конечно, принял важный вид и прокашлялся:
– Сегодня делать нечего, осталось проварить эти сандаловые колышки, но это дело не ваше, вы ступайте, делайте ваши дела.
– Недостойный не может уйти. – Слова управского начальника выскальзывали из гладких губ, словно вьюны. – Остальные тоже не могут.
– Это ваш уездный не разрешает вам уйти?
– Нет, не уездный, а генерал-губернатор провинции Шаньдун, его превосходительство Юань. Он приказал оставаться здесь и охранять вас, батюшка, как зеницу ока.
Своей собачьей лапой командир управских ухватил полоску теста и запихнул в рот. Глядя на его измазанные маслом губы, я задумался. Вот ублюдки, никакое я для них не сокровище, они только ведут себя так, потому что у меня сокровенный дар, который им нужен. Я вытащил из-за пазухи сандаловые четки, пожалованные нынешней императрицей, мудрейшей Цыси, и стал перебирать их. Закрыв глаза, я начинал собираться с духом, словно погрузившийся в созерцание буддийский монах. Откуда вам, негодяи, знать, что у меня на душе? Вы не догадаетесь об этом, даже если в лепешку разобьетесь.
4
Почтенный Чжао Цзя сидит перед навесом, погруженный в самые разные мысли (отец, о чем ты думаешь?), перед глазами отчетливо встают дела прошлых лет (какие такие дела прошлых лет?), высокодобродетельный Юань Шикай не забывает старых друзей, только что подарил нам с сыном сегодняшний день (а что за день сегодня?).
Казнив «тысячью усекновений» доброго молодца Цянь Сюнфэя, я собрал инструменты, забрал ученика и собирался той же ночью вернуться в Пекин. Я хотел покинуть это оживленное место, оставаться там было опасно и недопустимо. Я взвалил на спину свои пожитки и уже думал пуститься в путь, и тут меня задержал свирепый телохранитель его превосходительства Юаня. Он встал передо мной и, глядя в безоблачные небеса, сказал:
– Не торопись, палач, его превосходительство Юань вызывает тебя!
ebooksa