Смерть пахнет сандалом

– Так уж сложилось… Я не стремлюсь отличиться, лишь бы не провиниться, – сказал уездный. – Прошу его превосходительство Ма сказать Клодту, что после того, как я выманю Сунь Бина, он должен отвести войска!

– Сделаем, как просишь! – Ма Лунбяо вынул из-за пазухи новенький пистолет и протянул уездному со словами: – Возьми, братец Цянь, на всякий случай.

Тот отмахнулся:

– Прошу его превосходительство Ма не забывать о людях в городе! Убедите Клодта не открывать огонь из пушек. – Затем Цянь Дин вскочил на коня и помчался к пролому в воротах с криком: – Я – уездный начальник Гаоми, приятель вашего главнокомандующего, мне нужно обсудить с ним важный вопрос…

5

Миновав на всем скаку ворота, уездный обогнул большую западню, в которую угодили, а теперь корчились, крича от боли, десяток с лишним немецких солдат. Дно западни в один чжан глубиной было утыкано острыми, как лезвия, бамбуковыми колышками и стальными зубцами. Одни солдаты, пронзенные ими, умерли сразу, а вот другие, получив тяжелые ранения, лежали теперь, как проколотые булавками лягушки. Со дна западни разносилась бьющая в нос вонь. Сунь Бин не только усеял все внизу остриями, но и залил дно ямы нечистотами. Уездный вдруг вспомнил, что когда пару десятков лет назад иноземцы вторглись в Китай, один высокопоставленный провинциальный чиновник со всей серьезностью подал доклад государю, в котором сообщал, будто бы заморские солдаты – большие чистюли, больше всего боятся дерьма, и если каждый воин Поднебесной будет носить при себе ведро нечистот, то при вступлении в бой нужно будет лишь разлить его вокруг, и иностранные солдаты отступят, зажимая нос, а некоторые даже могут умереть от рвоты. Говорили, что император Сяньфэн отнесся к этому предложению с большим одобрением, счел его очень изобретательным, полагая, что с помощью такого трюка можно будет не только одолеть врага, но и сэкономить Поднебесной большие средства. Эту анекдотическую историю уездному как-то рассказала жена, он тогда посмеялся, ему и в голову не приходило, что, чуть видоизменив подход, эту уловку сможет применить Сунь Бин. Вот уж не знаешь, смеяться или плакать от такого чисто китайского способа ведения войны. На самом деле из вчерашнего фарса с передачей «заложников» уездный уже вынес некоторое понимание военного искусства Сунь Бина. Да, тот был очень неопытен, во многом поступал совсем по-детски, но иногда сверх всяких ожиданий мог изобрести что-то невероятное и действовал с поразительной эффективностью. Объезжая западню, уездный заметил также по обе стороны крепостного вала большие потери среди ихэтуаней. Многих ранили осколки котла, в котором варилась жидкая каша. Пышущая жаром жижа и кровь иностранцев слились в один поток. Еще живые мучительно стенали. На большой улице, по которой он проходил недавно, бесцельно носились туда-сюда, как безголовые мухи, ихэтуани в красных повязках и женщины с детьми. По сути дела, городок уже сломлен, мелькнула мысль, немецким солдатам ничего не стоит стремительной атакой занять его. При этом уездный понял, что принял бесподобно мудрое решение пожертвовать одним Сунь Бином, чтобы спасти тысячи жизней. Необходимо заставить его выйти, если не уговорами, то оружием. Хотя он и не взял у Ма Лунбяо пистолет, Цянь Дин был уверен, что и без него может справиться. Он почувствовал, что его охватывает глубокое патетическое чувство от собственной доблести, в ушах словно загремели барабаны и запели рожки. Цянь Дин помчался к возведенному на краю высохшей речки навесу, туда, где находился Сунь Бин.

На дне высохшей речки несколько сотен ихэтуаней пили из больших чаш с размешанным в воде пеплом заговора о вселении в каждого бойца духа того или иного героя. Сунь Бин стоял на кирпичном возвышении и громко исполнял свои заклинания. Ихэтуаня из Цаочжоу, наставника Сунь Укуна видно не было, лишь наставник Чжу Бацзе исполнял рядом с возвышением приемы с граблями в поддержку ритуала Сунь Бина. Уездный скатился с коня, забрался на возвышение, ударом ноги опрокинул столик с курильницей, стоявший перед Сунь Бином, и громко возопил:

– Сунь Бин, на стене льется рекой кровь твоих людей, а ты здесь народ лукавыми речами смущаешь!

Из-за спины Сунь Бина выскочили телохранители, уездный мгновенно переместился на их место, достал из рукава блестящий кинжал и приставил его к спине Сунь Бина, ровно напротив сердца.

– Всем не двигаться!

– Сукин ты сын, чиновник, опять явился мешать делу священного кулака! – гневно выкрикнул Сунь Бин. – У меня железная голова, железные руки, железное тело, ни меч, ни копье их не пробьют, ни огонь, ни вода не нанесут мне вреда!

– Земляки, сходите посмотрите, что делается на стене, разве может человеческая плоть противостоять пушкам? – И уездный смело добавил: – Даже вашего брата-наставника Сунь Укуна, самого продвинутого в боевых искусствах, разнесло на куски!

– Вранье! – заорал Сунь Бин.

– Сунь Бин, – презрительно бросил уездный, – ты свое-то тело научился защищать от мечей и пик?

– У меня тело твердое, как алмаз, даже пуле этих заморских псов его не пробить!

Уездный наклонился, вытащил кирпич из кладки и сильно хлопнул им Сунь Бина по лбу. Самопровозглашенный небожитель сразу же откинулся назад. Уездный за ворот поднял его и сказал:

– Вот, пусть все посмотрят, какое у тебя твердое, как алмаз, тело!

По лбу Сунь Бина побежала струйка черной крови, словно к нему на физиономию забрался земляной червь. Второй брат-наставник Чжу Бацзе размахнулся вилами, метя в зад уездного. Тот увернулся и одновременно метнул кинжал, попав в живот Чжу Бацзе, который со стоном скатился с возвышения.

– Видели, земляки? – крикнул уездный. – Ваш брат-наставник и хранитель алтаря не смогли избежать даже моего кирпича и ножичка, разве они смогут укрыться от немецких пушек?

Воля ихэтуаней начала давать слабину, у возвышения начался гул голосов.