Смерть пахнет сандалом

В сопровождении служителей управы выдающийся костоправ Чэн Буи и опытный лекарь Су Чжунхэ неспешно забрались на помост. У высокого, поджарого, смуглого и гладко выбритого Чэн Буи не было ни кусочка лишней плоти, он казался человеком суховатым и аккуратным. Су Чжунхэ, полный коротышка с большой, наголо выбритой головой, имел пышную бороду с проседью. В городе Гаоми оба были люди с положением. Когда я и Сунь Бин мерялись в управе бородами, и тот и другой сидели в первых рядах и активно участвовали в действе. У Су Чжунхэ за спиной был большущий вещевой мешок. Чэн Буи нес под мышкой небольшую сумку из белой материи. Оба специалиста были очень взволнованы. На смуглом лице Чэна проступала бледность, будто ему холодно. На белом лице Су Чжунхэ проступала желтизна, пот тек с него ручьями, с виду ему было очень жарко. Не сказав еще ни слова, они встали передо мной на колени, я помог им подняться.

– Дело срочное, – сказал я, – извините, что потревожил драгоценные стопы двух корифеев. Человека перед вами вы оба знаете, почему он в таком виде ожидает вас здесь, вы тоже понимаете. Его превосходительство Юань строго приказал: нужно, чтобы смертник дожил до двадцатого числа восьмого месяца. Сегодня – восемнадцатое число, до срока его смерти, определенного его превосходительством Юанем, остается два дня и две ночи. Посмотрите, в каком он состоянии, и вы поймете, почему мы вас пригласили, прошу вас обоих приступить к делу и применить все ваши таланты!

Оба доктора скромно отнекивались, ни тот ни другой не хотел первым осматривать и лечить больного. Высокий и коротышка, толстый и худой, они без конца кланялись друг другу малым поклоном, и это смотрелось чрезвычайно забавно. Один молодой и неопытный служитель управы даже зажал рот и прыснул от смеха. С бесконечным отвращением глядя на их с виду изысканные манеры, на самом деле скрывающие безграничное лукавство, я сурово проговорил:

– Бросьте препираться, если он не доживет до двадцатого, то ты, – и я указал на Чэн Буи, – и ты, – и я указал на Су Чжунхэ, – а также все вы, – и я очертил круг по помосту, – и, конечно, я – все мы ляжем в землю вместе с ним, – и я указал на Сунь Бина.

На помосте все напряглись. Оба врача остолбенели. Я приказным тоном обратился к Чэн Буи:

– Ты – костоправ, ты и начинай.

Высоко задирая ноги, Чэн Буи осторожно подошел к живому трупу, как тощий пес, стащивший кусок мяса с разделочной доски. Приблизившись, он протянул палец и легонько потыкал торчавшее из плеча Сунь Бина острие колышка, затем зашел с зада Сунь Бина и, нагнувшись, осмотрел второй конец колышка. Когда костоправ тонкими длинными пальцами потыкал в него, наружу выступила многоцветная пена, вырвался удушающий запах гнилого мяса, и подняли оглушающее жужжание оживившиеся мухи. Спотыкаясь, Чэн Буи подошел ко мне, колени у него подломились, словно он хотел, но не мог их преклонить. Худое лицо дергалось, рот скривился, было впечатление, что он готов зарыдать в голос. С губ врачевателя слетело лепетание:

– Барин… Его внутренности вконец испортились, недостойный не смеет что-то делать…

– Чушь! – резко бросил Чжао Цзя, вытаращив глаза и не глядя на Чэн Буи. – Ручаюсь, что его внутренности не повреждены! – Он перевел взгляд на меня и продолжал объяснять: – Если бы они были повреждены, то он давно бы уже умер от потери крови, не дожил бы и до этого часа. Прошу начальника проявить тщательность при обдумывании этого вопроса!

Я чуть подумал и заявил:

– В словах Чжао Цзя есть резон, рана Сунь Бина под кожным покровом, течет гной и кровь, но зловоние идет от раны. Это все – симптомы хирургические, если ты не возьмешься лечить, то кто же вылечит их?

– Барин… Барин… – мямлил Чэн Буи, – недостойный… недостойный…

– Нечего время тянуть своими «барин», «недостойный», – непринужденно заявил я, – смело начинай, давай, коновал, сделай из дохлой лошади живую!

Чэн Буи, наконец, собрался с духом. Он скинул халат и сложил его на помосте, уложил на голове косу, высоко засучил рукава, потом попросил воды помыть руки. Сяоцзя сбегал вниз, принес ведро чистой воды и помог Чэн Буи. Тот положил свою белую полотняную сумку на халат, открыл, и стало видно, что в ней: два ножа, большой и маленький; двое ножниц, длинные и короткие; щипцы, толстые и тонкие; палочки, большие и маленькие; бутылочки, побольше со спиртом и поменьше с лекарством. Кроме этого, вата и рулон марли.

Чэн Буи взял ножницы, с треском распорол одежду Сунь Бина. Отложив ножницы, врач открыл бутыль со спиртом и намочил вату. Затем с силой протер кожу и плоть там, где вошел и вышел колышек. Из раны вытекло еще больше крови и гноя, вокруг разнеслось еще больше вони. Тело Сунь Бина яростно задрожало, изо рта вырывались стоны, от которых вставали дыбом волосы и от которых холодок бежал по спине.

Обработка раны Сунь Бина явно вернула Чэн Буи уверенность и смелость. Профессиональная гордость подавила страх. Он приостановил лечение, не согнувшись, а с прямой спиной, подошел ко мне и с какой-то надменностью заявил:

– Начальник, если можно было бы вытащить из тела колышек, то недостойный осмелился бы гарантировать, что пациент не только проживет до полудня послезавтрашнего дня, но и может даже восстановить здоровье…

Перебив его, я глумливо проговорил:

– Если хочешь, чтобы колышек забили тебе, давай, вытаскивай!

У мгновенно побледневшего Чэн Буи только что прямая спина сделалась согбенной, а взгляд забегал. Он дрожащей рукой смазал смоченной в спирте ватой раны Сунь Бина и нанес на них бамбуковой палочкой желто-коричневую мазь из фиолетового флакончика.