Ещё долго отмщение Ло Сяотуна служило объектом насмешек среди деревенских. Хотя и опозорившись, мы с сестрёнкой получили из-за этого громкую славу. Были и такие поборники справедливости, которые, выступая от нашего имени, заявляли, что эти двое ребятишек уже себе на уме, мол, дайте срок, подрастут, и тогда придёт последний день Лао Ланя. Но слова словами, а приглашать нас поесть перестали. По распоряжению Лао Ланя его жена несколько раз приносила нам еду, но вскоре и это прекратилось. Несмотря на прежние раздоры, Хуан Бяо доставил мне приказ Лао Ланя вернуться на мясокомбинат и продолжить выполнять обязанности начальника промывочного цеха, но я не согласился. Я – человек маленький, но сила воли у меня тоже имеется. Как я могу пойти работать на мясокомбинат, где уже нет ни отца, ни матери? Что ни говори, у меня осталось немало прекрасных воспоминаний о мясокомбинате, мы с сестрёнкой, сами не зная, почему, нередко приходили на шоссе вблизи от него. Не то чтобы нам туда хотелось, ноги сами несли туда. Мы смотрели на новые красивые ворота предприятия, отделанные чёрным гранитом, смотрели на большие красивые иероглифы висящих по обеим сторонам ворот вывесок, смотрели, как медленно открываются и закрываются створки ворот на электроприводе – модернизация идёт вовсю. Поменялось всё: мясокомбинат, где в прошлом только и знали, что ловчить, превратился в акционерное общество с ограниченным капиталом Хуачан по обработке мясопродукции. Территория засажена цветами и деревьями, кругом ходят рабочие в белоснежных халатах, знающие люди говорят, что здесь расположена скотобойня, незнающие полагают, что это больница. Всё переменилось, лишь помост перевоплощения всё ещё высится в уголке, словно символ, позволяя нам вспомнить о прошлом. Однажды ночью нам с сестрёнкой одновременно приснилось, что мы забрались на помост и оттуда увидели отца с матерью, которые, сидя в повозке, запряжённой верблюдом, быстро мчатся по большой дороге из желтозёма. Сестрёнка ещё увидела свою мать и мою, которые сидели за заставленным деликатесами столом и беспрестанно чокались. Сестрёнка сказала, что вино у них в рюмках было зеленоватого цвета, и спросила, не то ли это вино из желчного пузыря леопарда? Кто его знает.
В те дни мы больше всего страдали не от голода и не от одиночества, а от какой-то неловкости. Я понимал, что это из-за той неудавшейся мести. Было мучительно ясно, что так больше продолжаться не может, что необходимо найти какой-то способ избавления от этой неловкости и что достичь этой цели можно, только заставив Лао Ланя страдать. Убивать мы его не будем, нам его и не убить, на самом деле и нужды в этом нет – ну вонзится в него нож, ну умрёт он, так нам тоже придёт конец, никакого смысла в этом нет. Как бы так сделать, чтобы был смысл? И тут у меня в душе родился превосходный план.
Однажды в погожий осенний полдень мы с сестрёнкой с ножом и ножницами в руках, задрав голову и выпятив грудь, зашли на мясокомбинат, и нас никто не остановил. Мы встретили готовившего еду Хуан Бяо и спросили, где Лао Лань. Он кивнул в сторону банкетного зала. Мы с сестрёнкой туда и направились. И услышали, как Хуан Бяо тихо бормочет нам вслед:
– Ну молодец, брат!
В банкетном зале Лао Лань и новоназначенный директор предприятия Яо Седьмой пировали с гостем из дальних краёв. Стол ломился от изысканных мясных блюд, тут были и ослиные губы, и бычий анус, верблюжий язык и конские яйца – всё на слух непристойное, но отличающееся особенным ароматом. Они испускали щекочущий ноздри запах и посылали нам привет. Мы с сестрёнкой давно уже не ели мясного, и при виде мяса сердца наши затрепетали, но мы возложили на себя важную миссию и не могли отвлекаться. Когда мы вошли, Лао Лань сразу нас заметил. Он тут же перестал громко и заразительно смеяться, нахмурился и подмигнул Яо Седьмому. Тот торопливо вскочил и пошёл нам навстречу:
– Сяотун, Цзяоцзяо, это вы? Еда в другом помещении, пойдёмте, я вас отведу.
– Это сироты двух работников данного предприятия, мы несём ответственность за их содержание, – негромко объяснял гостю Лао Лань.
– А ну отойди! – Отпихнув Яо Седьмого, я сделал несколько шагов, приблизился к Лао Ланю и торжественно начал: – Ты, Лао Лань, не волнуйся и тем более не паникуй, не надо потом обливаться, не надо, чтобы живот перехватывало, мы сегодня не убивать тебя пришли. Мы пришли, чтобы ты убил нас. – Я поиграл ножиком в руках, то же сделала сестрёнка с ножницами, и мы положили их перед Лао Ланем: – Давай, Лао Лань, мы пожили своё, пожили довольно, давай, убей нас!
– А если не убьёшь нас, то будешь сволочь последняя! – добавила сестрёнка.
Побагровевший Лао Лань с трудом выдавил из себя улыбку:
– Послушайте, ребятки, что за шутки такие международные?
– Никаких международных шуток мы с тобой не шутим и отечественных тоже. Мы хотим, чтобы ты убил нас.
На мгновенье задумавшись, Лао Лань с горькой усмешкой сказал:
– Дети, между нами существует огромное недоразумение, сейчас вы ещё маленькие и в делах взрослых не разбираетесь. Думаю, вас подбили плохие люди, но верю, что настанет день, и вы всё поймёте. Сейчас я ничего объяснять не буду, если вы ненавидите меня, то в любое время можете убить, милости прошу.
– Мы не хотим убивать тебя, с какой стати нам хотеть этого? И мы не ненавидим тебя, мы лишь не хотим жить, мы хотим лишь, чтобы ты убил нас, мы просим тебя об этом.
– Сволочь я, сволочь – пойдёт? – сказал Лао Лань.
– Нет, не пойдёт, – решительно заявила сестрёнка, – ты должен убить нас.
– Сяотун, Цзяоцзяо, милые дети, не надо скандалить, – сказал Лао Лань. – Я очень переживаю случившееся с вашими родителями, правда, очень переживаю, ни минуты покоя нет душе. Каждый миг размышляю о вашем будущем. Послушайте меня, дети, не надо капризничать. Хотите работать, я всё устрою. Хотите учиться – тоже всё налажу. Хорошо?
– Нет, не хорошо, – сказал я. – Мы ни о чём ином не думаем, только о том, чтобы умереть. Сегодня ты должен убить нас.
Мордастый бизнесмен из иных краёв засмеялся: