Сорок одна хлопушка

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ну просто копия…

От этой его похвалы с неясным смыслом у всех на сердце сделалось тяжело. Мать от неловкости закашлялась, отец крутил головой, пытаясь взглянуть в лицо Цзяоцзяо и невнятно бормоча:

– Цзяоцзяо, скажи «дядя», скажи «дядя»…

Лао Лань достал из кармана шинели красный конверт и сунул между Цзяоцзяо и отцом:

– Первый раз встретились. Вот, на счастье.

Отец торопливо вынул этот толстый конверт и запротестовал:

– Не пойдёт, Лао Лань, никуда не годится!

– Почему не годится? – возразил Лао Лань. – Это же не тебе, а ребёнку.

– Да кому угодно не годится… – с жалким видом мямлил отец.

Лао Лань достал из кармана ещё один красный конверт, передал прямо мне и лукаво подмигнул:

– Мы с тобой старые друзья, как ты, уважишь меня?

Я без колебаний протянул руку и взял конверт.

– Сяотун… – горестно воскликнула мать.

– Я понимаю ваши чувства. – Лао Лань засунул руки в рукава шинели и торжественно продолжал: – Но хочу сказать вам, что деньги – пресволочнейшая штуковина, с ними не рождаются и в могилу их с собой не заберёшь.

Слова Лао Ланя легли свинцовой тяжестью. По застывшим лицам отца и матери было видно, что они не в себе, что они будто не понимают скрытого смысла этих слов.

– Не надо думать лишь о том, чтобы заработать, Ян Юйчжэнь, – строго обратился к матери Лао Лань, стоя у двери. – Детям нужно учиться.

Красный конверт был у меня в руках, такой же у отца с Цзяоцзяо, по сути дела мы уже приняли их, и у нас не было сил отказаться. Так, в смятенных чувствах мы и проводили Лао Ланя до двери. Благодаря свету ламп и свечей, вырывавшемуся изнутри во двор, я ясно видел материн мотоблок и миномёт, который я так и не успел отнести домой и спрятать. Покрытый брезентом цвета хаки, ствол миномёта походил на исполненного железной решимости бойца в камуфляже, который лежит в траве и ждёт команды вышестоящего офицера. Я вспомнил, как пару дней назад поклялся разнести из миномёта дом Лао Ланя, и меня тут же охватил страх. Откуда только могла возникнуть такая дикая мысль? Человек-то Лао Лань совсем не плохой, мне даже стоит почитать его, как у меня могла возникнуть такая ненависть к нему? Чем больше я размышлял, тем больше запутывался, поэтому бросил это дело. Вполне возможно, это мне всего лишь плохой сон приснился, сон, сон, сон, это он, мать вон рассказывала, как она избавлялась от дурных снов, так и мне от моего нужно избавиться. Завтра, нет, через некоторое время после ухода Лао Ланя, перетащу его в хранилище, «пики и мечи в арсенал, коней отпустить на южные горы», отныне мир в Поднебесной.

Лао Лань ходит очень быстро. Казалось, при ходьбе он покачивается, но ходит действительно быстро. Вполне возможно также, что это не он покачивается, а я сам шагаю нетвёрдо. Я первый раз в жизни выпил вина и впервые получил право сидеть за столом наравне со взрослыми, а ещё я впервые сидел как с равным не с кем-нибудь, а с не похожим на других господином Лао Ланем, и действительно был очень горд. Мне казалось, что я стал вхож в мир взрослых, отбросив Фэншоу, Пидоу и других раньше презиравших меня дурачков далеко за порог детских лет.

Хуан Бяо уже распахнул ворота нашего дома, его бдительность, упругий шаг, проворные чёткие движения наполняли меня бесконечным восхищением. Этим долгим вечером, пока мы, усевшись в доме вокруг печки, пили вино, он стоял за дверью на холодном ветру, на ещё не полностью растаявшем снегу, нервы натянуты, как тетива на луке перед выстрелом, глаза всё видят, уши всё слышат, оберегал от нападения лихих людей, от вторжения диких зверей, защищал безопасность Лао Ланя, даже мы, распивавшие вино вместе с Лао Ланем, были под его протекцией. Такому самопожертвованию нам стоит поучиться. Он не только выполнял обязанности охранника, но и держал ухо востро, откладывал свои мысли в сторону, ни на секунду не расслаблялся, чтобы не пропустить хлопок ладоней Лао Ланя. Как только раздавался этот хлопок, он бесшумно, как призрак, появлялся рядом с Лао Ланем, получал от него задание и тут же молниеносно, без всяких скидок и обсуждения того, сколько это будет стоить, решительно и во всей полноте отправлялся последовательно осуществлять распоряжение. Например, если Лао Лань пожелал супа с карасём, при таких обстоятельствах, к которым он был абсолютно не готов, он всего через полчаса поставил этот суп на наш круглый стол. Словно этот суп уже стоял на огне где-то недалеко, и ему оставалось лишь принести его. Когда суп принесли к нам в дом, он был ещё горячий, от него шёл пар, и, если не подождать, можно было обжечь рот и язык. Поставив суп на стол, он повернулся и ушёл, и суп с карасём ещё остыть не успел, как он уже явился с пельменями с акульим мясом. Конечно, они тоже были горячие, словно их только что выловили из кипятка. Для меня всё это было непостижимо, представить невозможно, с моим опытом это было вообще необъяснимо. Просто «большая перевозка» обезьяной из сказки.[53] Пельмени он внёс с невозмутимым лицом, руки не дрожали, дышал он ровно, не запыхался, словно их готовили где-то в двух шагах от нашего круглого стола. Поставив пельмени, он тут же удалился, внезапно вошёл и внезапно исчез, словно умелый мастер-невидимка. В ту пору меня охватывали раздумья: вот если постараться, то, наверное, можно стать таким, как Лао Лань, но таким, как Хуан Бяо, не стать, как ни старайся. Хуан Бяо – прирождённый императорский телохранитель, если бы время обратить вспять на пару сотен лет, он точно был бы дворцовым охранником императора великой династии Цин с широким мечом дао за поясом, настоящий мастер для дворцовых покоев, жаль вот родился не вовремя. Само его существование пробуждало во мне ощущение древности, заставляло вспомнить все эти минувшие времена, а также слепо верить в исторические сказания и легенды.

Стоя у ворот, мы увидели двух рослых гнедых коней, привязанных на улице к электрическому столбу. Тускло светила половинка луны, ярко сияли усыпавшие всё небо звёзды. Крохотные звёздочки отражались от конских крупов, конские глаза сверкали, как лучистый жемчуг. Глядя на их громадные силуэты, я хоть до конца не мог уразуметь, откуда у них такая внушительная осанка, но уже чувствовал, что это лошади непростые, а раз непростые, значит, небесные скакуны. Кровь забурлила в жилах, в сильном душевном волнении хотелось рвануться вперёд, вскарабкаться по лошадиной шее в седло, но туда с помощью Хуан Бяо уже уселся Лао Лань, а Хуан Бяо птицей взлетел в другое. Один за другим, неся на себе двух незаурядных людей, они проследовали по улице Ханьлинь, сначала рысью, потом во весь опор, как два сверкающих метеора, и через мгновение скрылись с глаз, лишь в ушах всё ещё стоял звонкий цокот копыт.