Сорок одна хлопушка

22
18
20
22
24
26
28
30

Вежливо подождав немного, Лао Лань с отцом всё же уселись на деревянных стульях, которые мать одолжила в доме двоюродной сестры.

– Садитесь, садитесь, – приговаривал Лао Лань. – Все садитесь, Ян Юйчжэнь, не утруждай себя.

– Еда уже остыла, давайте яичницу вам пожарю, – предложила мать.

– Посиди сначала, – сказал Лао Лань. – Когда скажу, тогда и пожаришь.

Лао Лань сидел в самом центре, по бокам на длинных скамейках по порядку сидели я, мать, Цзяоцзяо и отец.

Мать открыла бутылку вина и, одну за другой наполнив стопки, подняла свою:

– Спасибо, староста, что пришёл посидеть в нашу нищую и убогую хижину.

– Как я посмею не прийти, если приглашает сам Ло Сяотун, такой великий человек? – Лао Лань одним глотком осушил свою стопку и продолжал: – Ведь Ло Сяотун великий человек, верно?

– Мы в наш дом никогда не приглашали гостей, – сказал я, – кого-то пригласить – это знак уважения.

– Будет чепуху-то нести, – зыркнул на меня отец и добавил извиняющимся тоном: – Ребёнок мелет что попало, не обращайте внимания.

– Отчего же, неплохо сказано, – ответил Лао Лань. – Мне нравятся честолюбивые дети, по тому, какой он сызмальства, видно, каким он будет, когда вырастет. Ло Сяотуна ждёт безграничное будущее.

Мать положила куриную ножку на стоящую перед Лао Ланем тарелочку со словами:

– He надо превозносить его, староста. Ребёнка хвалить нельзя, в противном случае он не узнает, почём фунт лиха.

Лао Лань переложил эту ножку на тарелочку, стоящую передо мной, а потом взял с подноса ещё одну и положил сидящей рядом с отцом Цзяоцзяо.

– Быстро скажи дяде спасибо, – велел отец.

– Спасибо, дядя, – пролепетала Цзяоцзяо.

– Как её зовут? – спросил Лао Лань у отца.

– Цзяоцзяо, – ответила мать. – Славный ребёнок, очень сообразительный.

Лао Лань наложил на наши с Цзяоцзяо тарелочки много мяса и рыбы с подноса и сказал:

– Ешьте, дети, что хотите, то и ешьте.