– Денег нет? – переспросила тетушка. – Ну раз нет, то о ребенке и не мечтай.
– Пять восемьсот! Пять восемьсот! – ошарашенно повторял Чэнь Би. – Если деньгами, то нету, одна жизнь вот и есть!
– Жизнь свою ты оставь себе, – сказала тетушка. – Деньги свои тоже можешь оставить себе – на вино, на мясо, а еще можно в придорожные гостиницы походить, по девкам!
– Не было такого! – зарычал Чэнь Би, прикрывая неправоту гневом. – Я на вас жаловаться буду! Не получится в коммуне, пожалуюсь в уезд, в уезде не выйдет, поеду в провинцию, а то и в ЦК партии!
– Ну а в ЦК не обломится, – презрительно усмехнулась тетушка, – в ООН жаловаться будешь?
– В ООН? – переспросил Чэнь Би. – И в ООН могу!
– Ну да, способностей тебе не занимать! – заключила тетушка. – А сейчас катись-ка ты вон отсюда. Вот будет тебе ответ на жалобу, тогда и приходи за ребенком. Но хочу тебе сказать, даже если у тебя будет ответ на жалобу, ты должен еще представить мне письменное поручительство в том, что ты в состоянии вырастить ребенка, а также выплатить мне и Львенку по пять тысяч каждой за хлопоты!
Тем вечером Чэнь Би так и не удалось забрать Чэнь Мэй, но на следующий день после Праздника фонарей[83] он принес квитанцию об уплате штрафа и унес Чэнь Мэй. Про «выплату за хлопоты» тетушка упомянула в сердцах, и естественно, этого платить ему было не нужно. Львенок плакала навзрыд, словно у нее отняли родное дитя.
– Чего плакать-то? – корила ее тетушка. – Любишь детей – возьми и роди сама!
Львенок продолжала горько плакать, и тетушка, поглаживая ее по плечу, сказала с печальной интонацией, какой я никогда не слышал:
– С тетушкой уже все ясно, а ваши счастливые деньки еще только начинаются. Давай, работа дело второстепенное, роди сначала ребенка, а я буду за ним ухаживать…
После отъезда в Пекин мы все время хотели родить ребенка, но, к несчастью, как и сказал Чэнь Би, родить у Львенка не получалось. К моей дочке она относилась хорошо, но я понимал, что душой она все же привязана к Чэнь Мэй. Поэтому можно было понять, почему она выбрала куклу, похожую на Чэнь Мэй носом, глазами и выражением лица. Повернувшись к Ван Ганю, а по сути дела обращаясь ко мне, она сказала:
– Хочу этого ребенка!
– Сколько стоит? – спросил я Ван Ганя.
– Ты о чем, Сяо Пао? – рассердился Ван Гань. – Совсем меня ни во что не ставишь?
– Прошу понять правильно, – сказал я. – «Покупать ребенка» нужно с искренними чувствами, а если не платить, в чем эта искренность выражается?
– Никакой искренности в том, что платишь деньги, нет, – негромко проговорил Ван Гань. – На деньги можно лишь кусок глины купить, а ребенка не купишь.
– Ну ладно, – сказал я. – Мы живем в микрорайоне у реки, дом девять, квартира девятьсот два, заходи.
– Может, зайду, – сказал Ван Гань. – Желаю вам сына в самом ближайшем будущем.
Горько усмехнувшись, я покачал головой, простился с Ван Ганем и за руку со Львенком влился в людской поток, направлявшийся к главному залу храма Матушки Чадоподательницы.