Лягушки

– Ты не поверишь, – рассказывал он, – но когда Львенок шла босиком по отмели, оставляя цепочку следов, я вставал на колени и, как собачонка, нюхал исходивший от них запах, орошая их слезами.

– Придумал ерунду какую-то, – покраснела Львенок.

– Это чистая правда, – с серьезным видом заявил Ван Гань. – Если в этом есть хоть крупица лжи, пусть моя голова чирьями покроется!

– Ты только послушай, – повернулась ко мне Львенок. – Голова чирьями покроется – это тебе не то, что твоя тень насморк схватит.

– Хорошая деталь, – одобрил я. – Может, напишу в пьесе и про тебя!

– Вот спасибо. Ты непременно должен целиком и полностью расписать в своей пьесе этого дурачка по имени Ван Гань, который натворил столько глупостей, у меня же столько фактического материала.

– Про меня только попробуй напиши, рукопись спалю, – заявила Львенок.

– Написанное на бумаге можешь спалить, но храм у меня в душе сжечь невозможно.

– Градус ревности поднимается, – прокомментировала Львенок. – Ван Гань, я вот думаю, то, что я вышла за Сяо Пао, все же лучше, чем я тогда вышла бы за тебя, в лучшем случае ты так же рыдал бы над моими следами.

– Почтенная супруга Сяо Пао, вам никак не стоит такой вздор говорить, вы с мужем идеально подходите друг другу.

– Ну да, как же, – сказала Львенок, – единственного ребенка и то никак родить не можем, и это называется подходим?

– Ладно, что о нас говорить, о себе скажи, за столько лет и никого не нашел?

– Только оправившись от этой болезни, я понял, что на самом деле женщины мне не нравятся.

– Гомосексуал, что ли? – подначила Львенок. – Мужчин любишь?

– Никакой я не сексуал, – сказал Ван Гань. – Только себя и люблю. Руки свои люблю, ноги, ладони, голову, органы чувств свои люблю, внутренности, даже тень свою люблю, я с ней часто разговариваю.

– Похоже, ты другую болезнь подхватил, – хмыкнула Львенок.

– За любовь к другим нужно платить, а когда любишь себя – не надо. Как хочу себя любить, так и люблю. Сам себе и хозяин…

Ван Гань привел нас со Львенком туда, где жил Цинь Хэ. На стене у входа висела деревянная табличка с надписью «Мастерская мастера».

Во времена народной коммуны здесь был скотный двор, и я часто приходил сюда играть. Помню, в то время здесь днем и ночью пахло навозом коров, мулов и лошадей. Во дворе был большой колодец, рядом с ним – большой чан. Каждое утро скотник Лао Фан по одному выгонял скотину к чану на водопой. Скотник Сяо Ду стоял у колодца и беспрестанно подливал в чан воду. На скотном дворе было просторно и светло, внутри выстроились в один ряд двадцать с лишним каменных кормушек. Вначале – две высокие для мулов и лошадей, дальше – кормушки пониже, для коров и быков.

Я вошел внутрь. Два десятка деревянных столбов, к которым привязывали скотину, как стояли, так и стоят, на стенах еще проступают тогдашние намалеванные лозунги, не полностью выветрился даже запах тех времен.