– Я, – произнес мистер Радж, который всегда был сама вежливость, – приношу свои извинения за несвоевременное вторжение. Здесь присутствуют люди, с которыми я не имел чести быть знакомым, но, надеюсь, они простят мне это несоблюдение обычной учтивости. Какие-то юнцы в странных одеждах напали на меня, поскольку, по их словам, я не британский гражданин. Я пояснил им, что я член Британского Содружества, но они заявили, что о таком не слышали. – Мистер Радж выпил еще, затянулся и сказал: – И тогда они сказали, что побьют меня за то, что у меня неправильный цвет кожи.
– И побили, – кивнул Селвин.
– Сколько их было? – спросил я.
– Пятеро, мистер Денхэм, они были в очень узких галстуках и очень толстых ботинках. Трое из них теперь лежат на тротуаре той улицы, что ведет к главной дороге, по которой ходят автобусы, а остальные убежали. Убегая, они кричали, что я трус и дерусь нечестно.
– Вы им врезали по яйцам, да? – спросил Тед.
– Да, – ответил мистер Радж, улыбнувшись непритязательному солдатскому словцу, – я очень опечален, что все так сложилось сегодня вечером. Я избил четверых в общей сложности. Но я же не за этим приехал в Великобританию. Я приехал изучать общепринятые концепции расовой дифференциации. У меня не было никакого желания навредить кому бы то ни было, поверьте. И все, о чем я теперь прошу, мистер Денхэм, это разрешения пойти с вами в дом к вашему доброму старому отцу, который теперь наверняка почивает в постели, и было бы неловко его разбудить громким стуком в дверь, поскольку я остро нуждаюсь в том, чтобы почистить одежду и привести себя в порядок в целом. Я не могу в таком виде явиться к себе в гостиницу, поскольку в этом случае там сделают неверные выводы на мой счет.
Он уже заметно очухался, сел гораздо ровнее и заулыбался уже более уверенно.
– Можете делать тут все, что хотите, голубчик, – сказал Тед.
И тут мистер Радж заметил пистолет в руках у Седрика, который тот непроизвольно направил прямо на мистера Раджа. Довольно живо, правда, с выражением крайнего измождения на лице, мистер Радж вскочил, одним прыжком преодолел расстояние между стулом и баром, коршуном налетел на Седрика и отобрал у него оружие. Это был карманный дамский револьвер.
– С меня довольно на один вечер, – сказал мистер Радж. – То, что я поколотил в общей сложности четверых белых людей, не значит, что я в итоге должен быть казнен на месте. – Мистер Радж, безусловно, знал себе цену. – Разве у вас не осталось законов? Наверное, вы их все вывезли на экспорт, – сказал он.
Я очень устал, и у меня заныли носовые пазухи.
– Ладно, – сказал я мистеру Раджу. – Идемте со мной. А потом я отправлю вас куда надо.
– Я требую объяснений, – сказал мистер Радж. – Я требую, чтобы вызвали полицию. Я не желаю, чтобы меня застрелил подтиральщик из бара.
– Как ты меня назвал? – переспросил Седрик.
– Слушай, – сказал Тед, – никто тут ничегошеньки дурного не хотел. Все эти пистоли – мои. Они разряжены. Мы просто на них глядели. Вот и все.
– Он правда назвал меня тем, кем я думаю? – спросил Седрик, но никто и ухом не повел.
Сесил неожиданно продекламировал:
– «На Юге на диком меня мать родила, пускай я весь черен, но душа-то бела», – и прибавил: – Это мы в школе учили. Старый Джим Мортон, он уже помер, заставил нас это разучить. Каждую неделю мы должны были выучить по новому стишку. Так вот этот – он про то, что внутри все одинаковые. «Под кожей – все сестры» – так в другом стишке написано, но его мы не учили. Так чего эти парни к нему-то задирались? Он такой же, как и они.
– Я, – сказал мистер Радж, ноздри его горделиво трепетали, но глаза подернулись пеленой усталости, – не желаю, чтобы меня ассоциировали с ними.
– Да я о том, – сказал Сесил, – что все мы одинаковые, двух мнений быть не может. И если бы я захотел спать с черненькими, что в этом плохого?