Он ретировался на кухню, а отец спросил:
– Что еще за жертвы такие?
– Мистер Радж, – пояснил я, – грозный человек. Мягкий, но грозный. Ты любишь карри?
– Видишь ли, – ответил отец, – не думаю, что мне доводилось когда-нибудь его попробовать. Хотя погоди, в ресторане «Львы» как-то подавали тосты с бобами карри. Но это, наверное, не одно и то же?
– Нет, – сказал я, – это совсем не одно и то же.
Отец несколько стыдливо, словно внезапно оказался в гостях, пошел наверх, чтобы умыться и побриться. Вернулся он, когда внизу уже вовсю благоухало жареным луком и слышался стук ножа по разделочной доске.
– Мне бы надо в банк сходить до обеда, – сказал он, – справиться насчет кое-каких акций. Наверное, будет лучше, если я позавтракаю в городе. Стар я уже для всяких новшеств, честное слово. Для этих карри и всего такого.
– Это будет ужасным оскорблением, – сказал я. – Тебе нужно все же кое-чему поучиться, несмотря на твой возраст.
Кажется, я ничего более гадкого отцу за всю жизнь не сказал, но он только охнул в ответ.
– Ты знаешь, о чем я, – сказал я. – Как бы тебе понравилось, если бы кто-то вот так развернулся и ушел от тебя, это же все равно что пощечина.
– Хорошо, – уступил отец, – я вернусь.
Он укашлял прочь, а я пошел на кухню, которая хлопотами мистера Раджа превратилась в прохладный филиал Цейлона, усыпанный куркумой, стручковым перцем, кардамоном, наполненный громким шипением сковороды и густыми жаркими ароматами.
– Могу я помочь? – спросил я, и мистер Радж чуть ли не взашей вытолкал меня вон, размахивая руками, точно ветряк, и вращая дикими очами:
– Нет, нет и нет. Я, и только я сам должен это делать, понимаете? Я!
Так что я уполз прочь и укрылся за отцовской «Дейли экспресс», кашляя время от времени. Я даже ни одной сигареты за все утро не выкурил.
Отец, возвратившийся к новостям в час дня, чуть ли не бочком прокрался в дверь. Карри захватил дом, и у отца был виноватый взгляд незваного гостя. А потом, едва радио пропикало час, мистер Радж, хозяин в старом фартуке, найденном им в кухне, белозубый и сверкающий точеным носом, загромыхал салатниками с ломтиками перца, бананов, кокоса, огурцами, томатными кружочками, крутыми яйцами, маринованными пикулями, кольцами лука, корнишонами, чтобы они воссияли на столе, все еще накрытом к завтраку. Потом он принес рис и чапати[42], потом подал блюда с рыбой – жареной и приправленной карри, а следом – сочные мясистые куски баранины под густым и горячим коричнево-красным соусом. И в качестве последнего аккорда он с размаху брякнул на стол громадный горшок с чатни[43], украшенный этикеткой, на коей счастливое темнокожее семейство облизывает пальцы под надписью сингальской вязью. У отца был испуганный вид. Диктор бубнил новости, но никто его не слушал.
– Кушайте! – пригласил мистер Радж. – Налетайте на еду. В благодарность за гостеприимство и доброту.
И мы налетели. Папа зачерпнул карри, и у него перехватило дух. Он сунулся было по привычке в кухню за стаканом холодной воды, но мистер Радж воскликнул:
– Нет-нет! Я принесу. Это моя привилегия, мистеры Денхэмы.
Перед отцом словно открылся новый мир. Он ел, а глаза у него были изумленно распахнуты, как у младенцев с полотен эпохи Возрождения.