— Не всеобщим, не всеобщим! — Аммерс понял, что допустил ошибку и от волнения совсем запутался. — Посмешищем только в моих собственных глазах. И я думаю…
Штайнер словно буравил его взглядом.
— Аммерс, — сказал он медленно, — настоящий член партии никогда не кажется смешным даже самому себе! Что с вами, Аммерс? Неужели демократические крысы уже затронули ваши убеждения? Посмешище! — такого слова для нас вообще не существует! Пусть другие будут посмешищами в какой угодно степени, но только не мы! Вам это ясно?
— Да, конечно, конечно! — Аммерс провел рукой по лбу. Он уже видел себя наполовину в концентрационном лагере, посаженным, чтобы освежить свои убеждения. — Ведь это — только несчастная случайность. В остальных случаях я был тверд, как сталь. Моя верность партии непоколебима…
Штайнер дал ему выговориться. Потом остановил:
— Хорошо, геноссе! Думаю, что этого больше не повторится. И не обращайте внимания на эмигрантов, понятно? Мы рады, что избавились от этих людей.
Аммерс усердно закивал. Потом он встал и достал из буфета хрустальный графин и две серебряные с внутренней позолотой рюмки на высоких ножках, специально предназначенные для ликера. Штайнер с брезгливой гримасой на лице наблюдал за всеми этим приготовлениями.
— Что это? — наконец спросил он.
— Коньяк… Я думал, что вы хотите немного освежиться.
— Коньяк такими рюмками пьют только члены общества трезвенников, Аммерс, — сказал Штайнер немного веселее. — Или когда коньяк очень плохой. Дайте мне обычную, не слишком маленькую рюмку.
— С превеликим удовольствием! — Аммерс обрадовался. Лед, по всей вероятности, был сломлен.
Штайнер выпил. Коньяк оказался приличным. Но это нельзя было ставить Аммерсу в заслугу — плохого коньяка в Швейцарии просто-напросто не изготовляли.
Штайнер вынул из кожаного портфеля, взятого у Беера, синюю папку.
— Попутно еще один вопрос, геноссе. Но только строго между нами. Вы знаете, что наша пропагандистская работа пока еще испытывает большие материальные трудности?
— Да, — усердно подтвердил Аммерс. — Я всегда так считал.
— Хорошо. — Штайнер снисходительно махнул рукой. — Такое положение не должно продолжаться. Мы должны создать тайный фонд. — Он заглянул в свои листки. — У нас уже есть значительные вклады. Но мы не брезгуем и небольшими суммами… Этот чудесный домик — ваша собственность, не так ли?
— Да. Впрочем, на нем уже две ипотеки. Значит, практически он принадлежит банку, — довольно поспешно ответил Аммерс.
— Ипотеки существуют только для того, чтобы платить меньше налогов. И член партии, имеющий собственный дом, — это не какой-нибудь бездельник, у которого для партии нет какой-то суммы денег. Итак, какую сумму мне проставить против вашего имени?
Аммерс нерешительно заглянул в подписной лист.
— В данный момент для вас это будет неплохо, — ободряюще заметил Штайнер. — Подписной лист с именами, разумеется, пойдет в Берлин. Как вы смотрите на пятьдесят франков?